В процессе становления в Республике Беларусь демократической государственности и формирования отвечающим современным условиям политической элиты важное место принадлежит изучению анализа и использованию исторического опыта. Общеизвестно, что без знания исторического процесса становления и развития элитологической теории, невозможно научное решение вопросов элиты сегодня, так как изучение исторических фактов позволит учесть уроки прошлого в сегодняшних условиях.

Признанными основателями элитологии и ее “отцами” являются итальянские социологии Г. Моска, В. Парето, Р. Михельс. Они сформулировали доктрину, и последующие элитаристы развивали, переосмысливали отдельные положения, но фундаментальные основания оставались незыблемыми. Эта элитарная структура общества является как необходимостью так и нормативом. Именно они сделали элиту предметом своего исследования, попытались дать ей дефиницию, раскрыть ее структуру, законы ее функционирования, роль элит в социальной и в политической системе, мобильность в элиту представителей других страт общества, закономерности смены элит.

Главенствующую роль в формулировании современной теории элит принадлежит Г. Моске и В. Парето. Причем между этими авторами и их последователями шел и продолжается спор о приоритете. Целостную концепцию правящего класса, его роли в социально-политическом процессе выдвинул Г. Моска. Эта концепция была сформулирована в книге “Элементы политической науки”, вышедшей в 1896 году и получившей широкую известность после второго переработанного и расширенного издания в 1923 году.

Главенствующее положение концепции Моски - деление общества на господствующее меньшинство и политически зависимое большинство. Вот как Моска формирует свое положение: ”Во всех обществах, начиная с едва приближающихся к цивилизации и кончая современными передовыми и мощными обществами, всегда возникают два класса людей-класс, который правит, и класс, которым правят. Первый класс всегда малочисленный, выполняет все политические функции, монополизирует власть, в то время, как другой, более многочисленный класс, управляется и контролируется первым, причем таким способом, который обеспечивает функционирование политического организма…..В политической жизни мы все признаем существование этого правящего (или политического) класса. ”

Эта формулировка приводиться многими теоретиками элитизма как “классическая” формула основ политической элиты.

Поскольку управление общественными делами и самим обществом происходит наименее малочисленным слоем населения, то Моска ставит под сомнение само понятие “демократия”:”То, что Аристотель называл демократией, было просто-напросто ”аристократией для довольно большого числа членов общества.” Моска считает демократию камуфляжем той же власти меньшинства, плутократической демократией, признавая, что именно в опровержении демократической теории “заключается в основном задача данной его работы.” Причем власть меньшинства над большинством в той или иной степени является легитимным, то есть осуществляется с согласия большинства.

Моска показывает, что так получается из-за того, что меньшинство, которое управляет является организованным меньшинством. Делая вывод, о том, что меньшинство более организованно, нежели остальная масса, он приходит к выводу о том, что сформированное меньшинство и его индивиды отличаются от массы управляемых качествами, которые обеспечивают им материальное, интеллектуальное и даже моральное превосходство.

Также Моска выделяет, что по большей своей части не “моральное превосходство” и “военная доблесть” выделяют это меньшинство из серой массы, а связь с богатством. Он приводит в доказательство тот факт, что в мирное время, когда не нужно применять военную мощь, наилучшие посты занимают те, кто лучше обеспечен в финансах и богатстве.

Моска говорит о том, что несмотря на исторический процесс, политическая власть меньшинства никуда не исчезает, а трансформируется, так как меняется состав членов, его структура, требования к его членам, и более того он определяет исторический процесс. Моска различает автократический и либеральный принципы организованного меньшинства в зависимости от характера политической ситуации и критикует концепции народного суверенитета и представительного правления.

Для Моски приток “свежей крови” в элиту - залог здорового развития общества. Завершая исследования взглядов Моски можно отметить, что для него правление элиты есть именно тот способ с помощью которого правящее меньшинство стремиться оправдать свою власть и старается убедить большинство в ее легитимности.

Другим основателем элитологии считается итальянский ученый Вильфредо Парето. Он способствовал в политологию математических и статистических методов исследования. На творчество Парето оказали влияние как либеральные установки Милля, так и индивидуалистические установки Ницше. Общество Парето рассматривал как целостность, а его части- как функциональные элементы целого. Социальная система стремиться, по Парето, стремиться к равновесию, причем это равновесие является не статичным, а динамичным, и динамика социальной структуры инициируется и даже детерминируется элитой- правящим меньшинством.

Вычленение элиты является исходным пунктом социального анализа Парето:”Не упоминая об исключениях, немногих и недолговечных, повсюду мы имеем немногочисленный правящий класс, удерживающий у власти, частично с помощью силы, частично с согласия управляемого класса, более многочисленного.” Для выявления элиты Парето использует статистический метод, и Парето говорит о том, что богатые образуют вершину социальной пирамиды, а бедные, в свою очередь, образуют ее основание. Также он отмечает, что классифицировать общество можно и по способностям в определенных сферах деятельности. Подход Парето помогает понять социальную дифференциацию общества. Элиты составляют те, кто оказывается на вершине в реальной борьбе за существование.

Парето отмечает, что деление по разным показателям в сферах деятельности, будет частично отражено в с распределением богатства. Неизбежность деления общества на элиту и массу Парето выводил из неравенства индивидуальных способностей людей, проявляющихся во всех сферах социальной жизни. Индивиды обладающие большим влиянием, богатством образуют “высшую страту общества, элиту”. К ней Парето относил прежде всего коммерческую, военную, религиозную верхушку. Та часть общества, которая играет определяющую роль в политике называется у Парето правящей элитой. Как видно не все члены элиты входят в понятие правящей элиты. Так, выдающиеся ученые входят в элиту, но не входят в правящую элиту.

Для объяснения социальной динамики Парето формулирует свою известную теорию “циркуляции элит”: социальная система стремится к равновесию и при выводе ее из равновесия с течением времени возвращается к нему; процесс колебания системы и прихода ее к “нормальному состоянию” равновесия образует социальный цикл; течение цикла зависит от характера циркуляции элит. Функционирование элит, их структура, формы рекрутирования элит задаются социальной системой как целостностью, и потому поведение элит различно в различных социальных системах. Элиты, особенно закрытые со временем деградируют. “… в то же время некоторые аристократии, поначалу являвшиеся существенные частью правящей элиты, превратились в конце концов в ее самый незначительный элемент, как это в особенности произошло с военной аристократией. Аристократии не вечны… через какое-то время они исчезают. История - это кладбище аристократий.” Парето отмечает, что с течением времени правящий класс восстанавливается не только численно, но и качественно благодаря семьям из низших классов. Парето стремится представить исторический процесс в виде вечной циркуляции основных типов элит. ”Элиты возникают из низших слоев общества и в ходе борьбы поднимаются в высшие, там расцветают и в конце концов вырождаются, уничтожаются и исчезают… Этот кругооборот элит является универсальным законом истории.” История для Парето - это история преемственности привилегированных меньшинств, которые формируются, борются, достигают власти, наслаждаются властью, приходят в упадок и заменяются другим привилегированным меньшинством.

Парето, как и Моска, справедливо считает, что высокая степень закрытости элит является замедлением исторического процесса и это верный путь к ее деградации. Через несколько поколений аристократия становится изнеженной, теряет жизнестойкость и решительность в использовании силы. По Парето, существуют два главных типа элит, которые последовательно сменяют друг друга. Первый тип - “львы”, для них характерен крайний консерватизм, грубые методы управления. Второй тип - “лисы”, мастера обмана, политических комбинаций, интриг. Стабильная политическая система характеризуется преобладанием элиты “львов”. Постоянная смена одной элиты другой является результатом того, что каждый тип элит обладает определенными преимуществами, которые, однако, с течением времени перестают соответствовать потребностям руководства обществом. Общество, где преобладает элита “львов”, представляет собой общество ретроградов, оно неподвижно, застойно. Напротив, элита “лис” динамична. Представители первой любят спокойствие, вкладывают свои капиталы в ренту, представители второй извлекают прибыль из любых колебаний рыночной конъюнктуры. Прекращение циркуляции приводит к вырождению властвующей элиты, к революционной ломке системы, к выделению новой элиты с преобладанием в ней элементов с качествами “лис”, которые с течением времени вырождаются во “львов”, сторонников жесткой реакции, и соответствующий цикл повторяется.

При этом, Парето говорил, что не следует смешивать элиты с насилием, которое часто есть спутник слабости. Революции, всего лишь смена и борьба элит. Вместе с тем, история не только кладбище аристократий, но и преемственность аристократий. ”Правящий класс пополняется семьями, происходящими из низших классов. ”Для Парето общественный процесс связан с распространением конкуренции как способа отбора в элиту в различных сферах деятельности.

К демократическим теориям Парето относился с недоверием и скептицизмом. Демократические режимы Парето называл плутодемократическими, считая их властью элит ”лис”, предпочитающих хитрость и изворотливость голому насилию голому насилию и поддерживающих свою власть пропагандой и политическими комбинациями и маневрированием.

Парето отмечает, что классовая борьба - важнейшее явление мировой истории, но утверждает, что неверно полагать, что классовая борьба порождается экономическими причинами, вытекающими из отношений собственности на средства производства. Он считает, что борьба за политическую власть может быть первопричиной как столкновения элиты и масс, так и соперничества правящей и не правящей элит.

Наряду со сходством исходных положений Парето и Моски можно отметить и их различия. Если Парето делал упор на замене одного типа элит другим, то Моска подчеркивал постепенное проникновение в элиту “лучших” представителей массы. Если Моска абсолютизирует действие политического фактора, то Парето объясняет динамику элит во многом психологически: элита господствует над массой, насаждая политическую мифологию, сама же она возвышается над обыденным сознанием. Для Моски элита - политический класс, у Парето понимание элиты шире, оно более антропологично.

Перечисление основоположников элитологии было бы неполным, если бы мы не остановились на трудах Р. Михельса. Известность Михельса связана прежде всего со сформулированным им “железным законом олигархических тенденций”. Суть этого закона состоит в том, что “демократия, чтобы сохранить себя достичь известной стабильности”, вынуждена создавать организацию, а это связано с выделением элиты - активного меньшинства, которому массе приходится доверится ввиду невозможности ее прямого контроля над этим меньшинством, поэтому демократия неизбежно превращается в олигархию. Поначалу Михельс утверждал, что подлинная демократия - непосредственная, прямая; демократия представительная несет в себе зародыш олигархичности. Затем Михельс приходит к выводу о том, что олигархия - неизбежная форма жизни крупных социальных структур. Михельс с сочувствием цитирует мысль Руссо о том, что масса, делегируя, свой суверенитет, перестает быть суверенной, для него представлять - значит выдавать единичную волю за массовую. ”Масса вообще никогда не готова к господству, но каждый входящий в нее индивид способен на это, если он обладает необходимыми для этого положительными или отрицательными качествами, чтобы подняться над нею и выдвинуться в вожди.” Невозможность демократии существовать без организации, управленческого аппарата и профессиональной элиты неизбежно ведет к закреплению постов и привилегий, к отрыву от масс, фактической несменяемости лидеров.

Невозможность прямой демократии вытекает прежде всего, из “численности”. Гигантские митинги стремятся без подсчета голосов и учета различных мнений принимать резолюции целиком, не вникая в детали. Толпы заменяют и вытесняют индивида. Причем харизматических лидеров, поднимающих массы к активной деятельности, сменяют бюрократы, а революционеров и энтузиастов - консерваторы и приспособленцы. Руководящая группа становится все более изолированной и замкнутой, защищает, прежде всего, свои привилегии и в перспективе превращается в интегральную часть правящей элиты. Таким образом, лидеры масс, став частью элиты, начинают защищать ее интересы и тем самым свое собственное привилегированное положение. Но интересы масс не совпадают с интересами бюрократических лидеров массовых организаций. При этом Михельс не отрицает способность элитарной структуры к демократической мимикрии. Итак, поскольку элита “организуется и консолидируется, управляя массой”, Михельс считает неизбежным элитарную структуру любой общественной организации. ”Формальная специализация, являющаяся необходимым следствием любой организации”, порождает необходимость профессионального руководства. Причем руководящее меньшинство - отнюдь не лучшее, высокоморальные люди, а чаще всего честолюбцы и демагоги.

Главный довод Михельса заключается в том, что неолигархическое управление большими организациями невозможно технически.

Еще раз отметим, что заслуга основателей элитологии в том, что они вычленили объект и предмет науки, систематизировали накопленные знания о правящих меньшинствах, попытались сформулировать законы структуры, функционирования, развития и смены элит. При этом они могли, увлекшись, что вполне естественно предметом своего исследования, гипертрофировать роль элит в историческом процесс, недооценить роль не элит, прежде всего роль народных масс.

КАФЕДРА ФИЛОСОФИИ МГИМО(У)

ЭЛИТОЛОГИЯ

СПЕЦКУРС ПРОФЕССОРА АШИНА Г.К.

Лекция 1. Предмет элитологии, ее место в системе обществознания

Лекция 2. Генезис элитологии. Протоэлитология

Лекция 3. Классики элитологии конца Х1Х – первой трети ХХ в.

Лекция 4. Эволюция элитологии с ЗО-х гг.ХХ в. по начало ХХI в.

Лекция 5. Методологические установки элитизма

Лекция 6. История российской элитологии

Лекция 7. Историяамериканскойэлитологии

Лекция 8. Современные дискуссии о понятии элиты

Лекция 9. Элитаризм и демократия.Элитарная и эгалитарная парадигмы

Лекция 10. Элитаризм и плюрализм

Лекция 11. Трансформация и смена элит (на материалах истории российских элит). Дореволюционные элиты.

Лекция 12. Теория «нового класса».Советская элита (поколенческий анализ)

Лекция 13. Постсоветская элита, ее структура. Политическая и администиаивно-бюрократическая элита. Бизнес-элита. Культурная элита.Региональные элиты. Взаимоотношение элит.

Лекция 14. Рекрутирование элит. Проблема элитогенеза.

Лекция 15. Элитное образование.

Занятие 16. Круглый стол по элитологии.

Лекция 1
Предмет элитологии, ее место в системе обществознания

Предмет элитологии. Элитология сложилась как комплексное междисциплинарное знание, лежащее на стыке политологии, социальной философии, политологии, социологии, всеобщей истории, социальной психологии, культурологии.

Элитологию можно рассматривать как науку о социальной дифференциации и стратификации, точнее как науку о высшей страте в любой системе социальной стратификации, об ее особых функциях, связанных с управлением системой в целом или тех или иных ее подсистем, в выработке норм и ценностей, которые служат самоподдержанию системы и ее развитию. К элите относится часть общества, которая занимает ведущие позиции в выработке норм и ценностей, определяющих функционирование и развитие социальной системы, которая является той референтной группой, на ценности которой, считающиеся образцовыми, ориентируется общество. Это или носители традиций, скрепляющих, стабилизирующих общество, или, в иных социальных ситуациях (обычно кризисных) – наиболее активные, пассионарные элементы населения, являющиеся инновационными группами. Таким образом, элитология – это наука об элитах и, следовательно, и об основаниях дифференциации общества, о критериях и легитимности этой дифференциации .

Наконец, часто (прежде всего в политологии) об элите говорится в узком значении этого термина как о политико-административной, управленческой элите. Именно эта составная часть элитологии стала (может быть, без достаточных на это оснований) наиболее важной, распространенной, «прикладной» частью элитологии, хотя это – лишь одна из многих элитологических дисциплин. В этом узком смысле предметом элитологии (точнее говоря, политической элитологии) является исследование процесса социально-политического управления и, прежде всего, высшей страты политических акторов, выявление и описание того социального слоя, который непосредственно осуществляет это управление, являясь его субъектом (или, во всяком случае, важнейшим структурным элементом этого субъекта), иначе говоря, исследование элиты, ее состава, законов ее функционирования, прихода ее к власти и удержание этой власти, легитимизация ее как правящего слоя, условием чего является признание ее ведущей роли массой последователей, изучение ее роли в социальном процессе, причин ее деградации, упадка (как правило, вследствие ее закрытости), и ухода с исторической арены, как не отвечающей изменившимся историческим условиям, изучение законов трансформации и смены элит.

В структуру предмета элитологии непременно входит история развития знаний об элитах, то есть история элитологии. В центре элитологии находится исследование ее законов – законов структуры (строение элиты, связь между ее элементами, которые обычно являются подсистемами элиты как целостной системы –политическая, культурная, военная и др.), законов функционирования элит, взаимодействие между элементами этой системы, зависимостей между различными ее компонентами, роли, в которой каждый из этих компонентов выступает по отношению к элите как целостному феномену, законов связи и субординации элементов этой системы,– наконец, законов развития этой системы, перехода ее с одного уровня на другой, обычно более высокий, к новому типу связей внутри этой системы.

Российская элитологическая школа. Термин «элитология» – российская новация. Он введен в научный оборот в 80-х годах и получил широкое распространение в российских общественных науках начиная со второй половины 90-х годов. Можно смело сказать, что складывается российская школа элитологии.

То, что российская школа элитологии сложилась в последние полтора десятилетий, вполне объяснимо. Известно, что в советское время элитологическая проблематика была табуирована. Исследования советской элиты были невозможны по идеологическим (а, значит, и цензурным) соображениям. В соответствии с официальной идеологией, элита – атрибут антагонистического общества, и ее не может быть в обществе социалистическом (хотя наличие элиты – привилегированного слоя в виде прежде всего верхушки партийно-советской бюрократии было секретом Полишинеля). И исторически элитологическая проблематика входила в советскую науку с «черного хода – через разрешенный жанр «критики буржуазной идеологии» (разумеется, сам термин «буржуазная социология» – такая же бессмыслица, как «буржуазная физика» или «буржуазная биология»).

Российская школа элитологии бурно развивается ныне; ее представители опубликовали более тридцати монографий, сотни статей по важнейшим аспектам элитологии. Школа российской элитологии по праву заняла ведущее место не только по исследованию российских элит (еще пару десятилетий назад о российских элитах можно было узнать лишь из работ зарубежных советологов и российских политэмигрантов), но и по элитологической регионалистике, по ряду общетеоретических проблем элитологии.

Элитологический тезаурус. Как всякая становящаяся наука, элитология нуждается в осмыслении и уточнении своего понятийного аппарата, разработке общей теории и методологии, перевода теоретических понятий на операциональный уровень, разворота эмпирических исследований элит, сравнительных элитологических исследований.

Различаются такие понятия, как элитология, элитизм, элитаризм . Термин «элита» раскрывается в соотношении с такими терминами, как масса, класс, прежде всего правящий класс, правящая группа (клика, клан), а также субэлита, контрэлита и др.

Структура элитологии. Философская элитология , являясь наиболее высоким уровнем обобщения в элитологии, включает в себя, элитологическую онтологию элитологическую гносеологию (включающую древнее тайноведение, эзотерическую гносеологию), элитологическую философскую антропологию, элитологический персонализм . Большое место в элитологии принадлежит социологии элит . Наибольшее число исследователей привлекает политическая элитология .

Нельзя не отметить такие важные разделы элитологии, как исследование экономических, культурных, религиозных, военных элит, Поскольку каждая сфера человеческой деятельности имеет свою элиту, если мы попытаемся даже только перечислить различные элиты, это нам не удастся, мы уйдем в бесконечность.

Но важно подчеркнуть, что в каждом из этих разделов, наряду со спецификой, можно вычленить определенные общие закономерности, создать общую теорию и методологию элитологии, которая «работает» во всех этих специфических областях, своеобразно в них преломляясь.

Лекция 2
Генезис элитологии
Протоэлитология

Корни и традиции. Социальые и теоретико-познавательные корни элитарных теорий..

Предыстория элитологии. Первые дошедшие до нас источники, свидетельствующие о серьезной рефлексии по поводу роли правителей и содержании и задачах их деятельности, относятся к первому тысячелетию до н.э. К.Ясперс не случайно назвал время между 800 и 300 годами до н.э. «осевой эпохой» всемирной истории, когда в Китае, Индии, Ближнем Востоке, античной Греции и Риме осуществился прорыв мифологического мировоззрения, составлявшего духовную основу «доосевых культур», когда возникает рефлексия, недоверие к непосредственному опыту, на ниве которых произрастает философское знание.

Пристальное внимание уделяли власть предержащим древнекитайские мыслители : Гуань Чжун (ум. в 645 г. до н.э.), Лао-Цзы (род. по преданию в 604 г. до н.э.), Конфуций (551-479 гг. до н.э.).

Наивысшего расцвета протоэлитология достигла в Древней Греции, особенно в период У11 – 111 в до н.э. Гераклит (ок. 540 – 480 г.г. до н.э.). Пифагор (570–497 г.г. до н.э). Сократ (470 – 399г.г. до н.э.). Платон (427 – 347 до н.э.). Аристотель (384–322 до н.э.) Ее продолжателем в Древнем Риме был Сенека (1 до н.э.– 65 н.э.).

Протоэлитологи Средневековья: Августин Аврелий (354 – 430), Дионисий Ареопагит (V век), Фома Аквинский (ок.1224 –1274).

Протоэлитология Возрождения: Макиавелли Никколо (1469-1527)

Протоэлитологи эгалитаристской парадигмы: Мор Томас (1478-1535)

Кампанелла Томазо (1568 – 1639), Уинстенли Дж. (1609 –1652),

Мелье Ж. (1664 – 1729), Мабли Г . (1709 – 1785),

Руссо Ж. -Ж . (1712 –1778), Бабеф Г. (1760–1797),

Элитизм и демократические концепции периода Просвещения:

Локк Дж . Монтескье Ш. Гельвеций К. А.

Элитаристская парадигма в Новое Время:

Шопенгауэр А. КарлейльТ. Ницше Ф.

Лекция 3
Классики элитологии конца Х I Х – первой трети ХХ в.

Моска Гаэтано (1858-1941)

Mosca G. Elementi di scienza politica , Bari, 1953.

Mosca G. The Ruling Class , N.Y.- L., 1939.

Парето Вильфредо (1848-1923)

Pareto V. Scritti politici . Torino, 1974.

Pareto V. Compendio di sociologi generale . Torino , 1978.

Острогорский Моисей Яковлевич (1854-1921)

Острогорский М.Я. Демократия и политические партии . М.,1997.

Михельс Роберт (1876-1936)

Michels R. Zur Sociologie des Parteiwesens in der modernen Demorratie . Lpz .,1911.

Лекция 4
Эволюция элитологии и ее типологизация

Возможности типологизации элитологии

Начиная с 30-х г.г.ХХ века. элитология претерпевает сложную, временами весьма причудливую эволюцию и в настоящее время представляет собой весьма пестрый конгломерат различных направлений, порой остро полемизирующих друг с другом. Поэтому систематизация, классификация, типологизация этих направлений представляет собой сложную научную проблему.

Эту типологизацию можно проводить по разным основаниям. Одним из таких оснований может быть хронология; тогда мы можем вычленить следующие этапы развития элитологии:

1) конец XIX – первые три десятилетия XX века – творчество отцов-основателей элитологии.

2) вторая половина 20-х – первая половина 40-х годов – формируется фашистский вариант элитаризма и, одновременно, либеральный (первые попытки реконструкции элитизма в плане совмещения его с демократическими ценностями – К.Маннгейм, Дж.Шумпетер ) и аристократический (Х.Ортега-и- Гассет ).

3) С середины ХХ в. наибольшее влияние получает либерально-демократическая трактовка элитизма, теории элитного плюрализма. Вместе с тем возникает радикально-демократический вариант элитологии, пафосом которого является страстное обличение недемократичности, элитарности политических систем западных демократий, прежде всего, политсистемы США (Р.Миллс) .

4) 70-е г.г. – начало ХХ1 в. Продолжающемуся господству политического плюрализма (в частности, теориям элитного плюрализма и полиархии) бросает вызов неоэлитизм, утверждающий элитарную структуру политической системы США и других западных стран (равно как и недемократических политсистем, что, собственно, само собой разумеется), причем атаки на плюрализм ведутся не только радикал-демократами, но и рядом консервативных политологов (Т. Дай).

Возможно классификация элитологических теорий по способам обоснования элитаризма (биологические, психологические, технологические и др.).

Представляется оправданным и деление элитологов по политическим ориентациям и приверженностям. И тут мы увидим (порой не без некоторого удивления), что в элитологии представлены практически все направления и оттенки современного политического спектра. Попытаемся перечислить их (справа налево): фашистский вариант элитаризма, консервативно-аристократический, либерально-демократический, леворадикальный (иногда переходящий в антиэлитаризм, иногда – стыдливо прячущий свой элитаристский авангардизм), коммунистический элитаризм. Последний еще более тщательно, чем это делают левые радикалы, маскирует свой элитаризм и поэтому по праву может быть назван скрытым элитаризмом: он уверяет, что при «реальном социализме» элита не существует и существовать не может, тогда как на деле номенклатурная элита обладает полнотой власти и институциональными привилегиями.

Наконец, возможно деление элитологии и по географическому, точнее, по региональному признаку. Тут можно вычленить Западную Европу как колыбель элитологии, затем элитологию США, куда после второй мировой войны смещается центр разработки элитологии. Своими особенностями обладает элитология развивающихся стран, где в центре исследований находятся традиционные элиты и элиты модернизации. И несомненной спецификой обладает элитология в России. В условиях тоталитаризма и строжайших идеологических запретов она была преимущественно подпольно-диссидентской или эмигрантской, во всяком случае в отношении исследования советских элит, а ныне она быстро набирает темпы, выходя на лидирующие позиции в области общей теории и истории элитологии, элитологической регионалистики.

Представляет интерес сравнительные элитологические исследования. Так, они показывают, что если для европейской элитологии в большей мере характерен ценностный подход, то для североамериканской – структурно-функциональный.

Лекция 5
Методологические установки элитизма

Рассмотрим теоретические и методологические установки, из которых исходят авторы элитарных теорий и, в частности, к психологическому обоснованию его. Аргументы «от психологии» являются одним из самых распространенных объяснений элитаризма. Эти аргументы можно условно разделить на три группы: инстинктивистские, фрейдистские и бихевиористские.

Инстинктивисты : деление общества на элиту и массу – следствие генетически запрограммированных инстинктов. Большинству присущи инстинкты стадности, послушания, меньшинству неумеренная жажда власти.

Бихевиористы исходят из того, что внешняя среда определяет поведение, и стремление людей попасть в элиту – следствие социальных стимулов.

Среди психологических трактовок элитаризма наибольшее распространение получило толкование этой проблемы фрейдизмом. З. Фрейд полагал, что дифференциация общества на элиту и массу выросла из родовых форм авторитета. Он особенно подчеркивал усвоенную с детства потребность человека в защите его отцом, вытекающую из «инфантильной беспомощности» человека. Тираническая власть отца над детьми приводит к восстанию взрослых сыновей и убийству отца. Но дети испытывают тоску по отцу и раскаяние. Этот психологический конфликт разрешается посредством идеализации убитого отца и поиском его заменителя. Этим отцом-заместителем оказывается обычно авторитарный лидер, авторитарная элита. К ним он испытывает те же амбивалентные чувства – любви и страха, уважения и ненависти, которые ранее пробуждал у них отец. Власть элиты представляется Фрейду неотвратимой. «Как нельзя обойтись без принуждения к культурной работе, так же нельзя обойтись и без господства меньшинства над массами, потому что массы косны и недальновидны, они не любят отказываться от влечений, не слушают аргументов в пользу неизбежности такого отказа, и индивидуальные представители массы поощряют друг в друге вседозволенность и распущенность. Лишь благодаря влиянию образцовых индивидов, признаваемых ими в качестве своих вождей, они дают склонить себя к напряженному труду и самоотречению, от чего зависит состояние культуры. Все это хорошо, если вождями становятся личности с незаурядным пониманием жизненной необходимости, сумевшие добиться господства над собственными влечениями».

Неофрейдисты полагают, что основными психологическими механизмами, порождающими элитарную социальную структуру, являются садистско-мазохистские. Э. Фромм считает, что садистские ориентации преобладают в элите, мазохистские – в массе; они и объясняют бегство миллионов людей от свободы к авторитарным диктатурам, готовность подчиниться властвующей элите и даже получить мазохистское удовлетворение от этого подчинения, которое оказывается тем большим, чем более полным является это подчинение. Фромм тонко замечает: «...в психологическом плане жажда власти коренится не в силе, а в слабости... Это отчаянная попытка приобрести заменитель силы, когда подлинной силы не хватает... «власть» и «сила» - это совершенно разные вещи». Фромм описывает три садистских тенденции, которые и являются основой для элитарных ориентаций личности: 1) стремление человека сделать других людей зависимыми от себя и господствовать над ними, превратить их в свои орудия, «лепить, как глину»; 2) стремление не только иметь абсолютную власть над другими, но и эксплуатировать их, использовать и обкрадывать; 3) стремление заставить других людей страдать физически и нравственно. Ясно, что ориентации эти глубоко безнравственны и патологичны.

Цивилизационный подход к элите . Интересным и плодотворным во многих отношениях представляется цивилизационный подход к элите, сформулированный в конце прошлого века Н. Я. Данилевским. Элитаризм развивал в цивилизационной концепции А. Тойнби : «Акты социального творчества ‑ прерогатива либо творцов-одиночек, либо творческого меньшинства». Это творческое меньшинство – элита; цивилизация развивается, когда элита динамична, и вырождается, когда иссякают ее творческие потенции. своим творческим потенциям, но теперь сохраняющего власть лишь благодаря грубой силе. Цивилизационный подход к элите применял П. А. Сорокин : «Любая организованная группа всегда социально стратифицирована. Не существует ни одной постоянной социальной группы, которая была бы «плоской» и в которой все ее члены были бы равными» Это – «миф, так и не ставший реальностью за всю историю человечества». Пирамида стратификации прочна, когда элита состоит из наиболее способных, талантливых; когда же элита становится закрытой, иммобильной, не допускает к управлению наиболее талантливых представителей социальных низов, общество обречено. Отметим оригинальную модификацию цивилизационного подхода в работах Л. Н. Гумилева . Развитие и рост цивилизаций он связывает с качеством их пассионарности, активности, творческого взлета, которые в наибольшей степени проявляются у элит; он называет их даже «вирусами пассионарности».

Бюрократия и элита . Очевидна необходимость выяснить соотношение элиты и слоя людей, профессионально занимающихся управленческой деятельностью, – бюрократии. И не случайно, что концепция бюрократии знаменитого немецкого социолога и политолога Макса Вебера рассматривается как важный вклад в элитологию. По Веберу, бюрократическая элита пришла на смену аристократической. Власть волюнтаристская, основанная на прихоти, чувствах, предубеждениях ее носителей и потому власть непредсказуемая сменяется правлением экспертов, принимающих оптимальные решения, действия которых предсказуемы, сменяются властью, основанной на бесстрастных формальных правилах и процедурах, подкреплены жесткой дисциплиной, иными словами, иррациональная администрация сменяется рациональной. Власть смещается от личной к имперсональной.).

Технологический детерминизм и элитология . Ныне широко распространена организаторская теория элиты (ее называют также функциональной, или технологической). В соответствии с ней формирование элиты зависит от тех функций, которые в определенную эпоху играют в обществе главенствующую роль. С изменением характера современного производства функция управления стала решающей, сделав тех, кто ее осуществляет, элитой общества. Технологический элитаризм за свою вековую историю значительно эволюционировал. Первой формой ее были технократические теории. Их основатель Т. Веблен считал, что главную роль в современном производстве играет инженерно-техническая интеллигенция, она и должна быть элитой общества. Второе поколение сторонников технологического детерминизма возглавил Дж. Бернхэм , который в своем программном произведении «Менеджерская революция» утверждал, что на смену капитализму придет не социализм, а «менеджеризм»; менеджерская революция приведет к власти новый правящий класс – элиту управляющих. А в постиндустриальном обществе, считает Дэниэл Белл , происходит иерархизация элиты по новым критериям. Ссылаясь на объективный процесс возрастания роли ученых и специалистов, неотехнократы заявляют, что именно они – элита постиндустриального, информационного общества, ибо обладают научными знаниями, профессиональным опытом, умением руководить современными организациями. Эта элита не только более эффективна, но и более справедлива, ибо признает только одну ценность, одну заслугу – знание, это – элита заслуг, меритократия.

Лекция 6
История российской элитологии

Зарождение российской протоэлитологии относится по меньшей мере к Х1 в. В «Русской Правде» Ярослава Мудрого (978–1057) фиксируется социальное расслоение населения, права и привилегии элитного слоя, узакониваются два сословия – княжеские мужи и простолюдины. Первые и составляли привилегированное сословие (прежде всего княжескую дружину), посредством которого князья правили своими княжествами, оборонялись от врагов. Не случайно, что жизнь «княжа мужа» оберегалась двойною вирою. Знаменитый русский историк В. О. Ключевский считал, что «высшим классом...русского общества, которым правил князь киевский, была княжеская дружина», которая делилась на княжих мужей или бояр, и младшую дружину – отроков. Первый киевский митрополит Илларион , поставленный Ярославом Мудрым, сравнивал киевских князей с римскими императорами, стремился создать идеальный образ правителя: источником его власти являлась божья воля, это мужественный, грозный, но милостивый государь, защитник христианства. Летописец и агиограф Нестор (Х1–нач.Х11в.) трактовал возникновении государства как своего рода общественном договоре между народом и князем, которому народ вверил «владеть и княжить», легитимизируя его право управлять; при этом идут ссылки на божественное провидение. В «Поручении» Владимира Мономаха (1053–1125) рисуется образ добродетельного христианского правителя, соблюдающего евангельские заповеди и не допускающий беззакония. В «Слове Даниила Заточника» (Х11 в.) содержится совет князю приближать к себе людей мудрых и справедливых, удаляя невежественных и корыстолюбивых.

Игумен Псковского монастыря Филофей (1465–1542) писал о богоизбранности великокняжеской власти, выдвигал идею мессианской роли Руси и ее правителей: «...два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать». Князь А.М.Курбский (1528–1583) считал, необходимым для государя иметь мудрых советников, выступал за Думу при царе, состоящей из бояр (аналог западноевропейской аристократии), которая бы сдерживала абсолютную, деспотическую власть монарха. Иван IV Грозный в своем послании утверждал, что князь должен быть самодержцем, несущим ответственность не перед людьми, но перед богом, карать непокорных бояр.

Русский мыслитель ХУ1 в. И. С. Пересветов указывал на вред удельного сепаратизма, самовластия вельмож и бояр, противопоставляя им служилое дворянство, ратовал за укрепление централизованного государства. Определенный вклад в российскую протоэлитологию внес хорватско-русский общественный деятель Юрий Крижанич (1617–1683), автор книги «Политика», излагающей науку «для государей и советников». Он – сторонник «совершенного самодержавия», которое не должно быть тираническим, для чего должно подкрепляться справедливыми законами. Тиран «не печется об общем благе, а о собственной корысти» И далее: «честь, слава и обязанность монарха – сделать свой народ счастливым». Не государство для монарха, а монарх для государства.

С амобытным мыслителем был И.Т.Посошков ; самоучка, убежденный сторонник реформ Петра 1. В своем основном труде «Книга о скудости и богатстве» он излагал программу экономических и политических реформ, осуществляемых сверху государем-реформатором.. Феофан Прокопович , сподвижник Петра 1, входивший в его «ученую дружину», писал о важной роли просвещения народа, воспитания его добрым, совестливым. Лучшей формой государства считал монархию, которой «народ непререкаемо, безмятежно, еще и доброхотно повиновался», писал о преимущества избрания людей из народа на элитные должности путем баллотировки.»Через сей способ можно в правлениях людей достойных иметь», тогда как из высокородных «много негодных в чины происходит».

А.Н.Радищев впервые в российском обществе рассматривал управление и отношение элита–масса не с позиций элиты, а с позиций объекта ее управления – народа. Социально-политический строй России он именует «чудищем»: крепостное право, самодержавие, деспотизм гнетет общество. Он – сторонник естественного права людей, «принявших одинаковое от природы сложение и потому имеющих одинаковые права, следственно, равных во всем и другим не подвластных. Самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству».

В первой половине Х1Х века элитарная парадигма остается преобладающей. Даже у одного из руководителей и идеологов декабристов П.И.Пестеля в его «Русской правде» говорится о «разделении членов общества на повелевающих и повинующихся. Сие разделение неизбежно».Определенный отход от элитарной парадигмы мы находим в работах другого декабриста Н.М.Муравьева . Особый интерес представляет его проект конституции (1824 г): «Русский народ, свободный и независимый, не есть и не может быть принадлежностью какого-либо лица и никакого семейства. Источник Верховной власти есть народ».

Идеология либерального реформаторства в России в начале Х1Х в. строилась на элитарной парадигме, пусть слегка демократизированной. Отметим, что по поручению Александра I в период его либеральных задумок пользовавшийся его особым доверием граф Н.Н.Новосильцев разработал проект конституции, где говорилось:»... законодательной власти государя содействует государственный сейм...Да будет российский народ отныне навсегда иметь народное представительство».

Это относится и к знаменитому проекту «Введение к уложению государственных законов» ближайшего сотрудника Александра I М.М.Сперанского . Он впервые в России сформулировал принцип разделения властей, ссылаясь на традиции народного представительства.

Взлет политической мысли, развивавшейся в духе эгалитаристской парадигмы, относится ко второй половине Х1Х века. Он проявился прежде всего в творчестве М.А.Бакунина. «Придать обществу такое устройство, чтобы каждый индивид... находил, являясь в жизни, почти равные средства для реализации своих различных способностей», мечтал он. Вступив в I Интернационал, он остро критиковал Маркса: «Государство диктатуры пролетариата, пропагандируемое Марксом, будет представлять собой «деспотизм управляющего меньшинства», прикрываемый демагогическими фразами о том, что он – выражение народной воли. Но это меньшинство, говорят марксисты, будет состоять из работников. Да, пожалуй, из бывших работников, но которые, как только станут правителями или представителями народа, перестанут быть работниками и станут смотреть на весь чернорабочий мир с высоты государственной, будут представлять уже не народ, а себя и свои притязания на управление народом».

Подобный эгалитаризм выпадал из общего хора консервативной элитаристской литературы. Даже либеральный элитизм был в ней редкостью. Отметим работы Б.Н.Чичерина, одного из лидеров либерального западнического крыла в русском общественном движении. Сторонник парламентаризма, он писал, что «парламент дает государству способных деятелей».

Интересна позиция философа и политолога консервативного направления К.Н.Леонтьева : «На которое бы из государств древних и новых мы ни взглянули, у всех найдем одно и то же общее: простоту и единообразие в начале, больше равенства и больше свободы,...чем будет после...Потом мы видим большее или меньшее укрепление власти, разделение сословий» (Отметим, что это положение – более глубокое, чем у одного из признанных классиков элитологии Г.Моски, оно более исторично).

Элитология ХХ века – бурная схватка двух известных нам парадигм. Д адим слово знаменитому представителю эгалитаристской концепции, теоретику анархизма, князю П.А.Кропоткину . «Во все времена в человеческих обществах боролись два течения. С одной стороны, народные массы вырабатывали, в виде обычая, ряд учреждений, необходимых для того, чтобы общественная жизнь была возможна, чтобы обеспечить мир в своей среде...и помогать друг другу во всем, что требует соединенных усилий. И во все времена появлялись также среди людей волхвы, шаманы, прорицатели, жрецы и начальники военных дружин, стремившиеся установить и упрочить свою власть над народом. Они сплачивались между собой, вступали в союз и поддерживали друг друга, чтобы начальствовать над людьми, держать их в повиновении, управлять ими и заставлять работать на себя».

Известно, что критиковавший Кропоткина и других анархистов В.И.Ленин готовил революцию под эгалитаристскими лозунгами. Иное дело, были ли они искренними, или же прикрывающими вождизм, скрытый элитаризм. Обратимся к трудам В.И.Ленина. В его известной книге «Что делать?», обосновывается типично элитарный взгляд на возможности рабочего класса самому выработать социалистическое сознание. Утверждается, что пролетариат сам в состоянии выработать лишь тред-юнионистское сознание, а социалистическое сознание, идеи социалистической революции, могут быть внесены в рабочее движение только извне – интеллигентами, вставшими на позиции рабочего класса. Насквозь элитарной оказывается организационная структура партии «нового типа». Узкий слой партийных функционеров, ее элита, и широкий слой членов партии, выполняющих решения ее руководства – таков был зародыш будущего «нового класса». Когда же партия пришла к власти,ее элитарная структура была воспроизведена в масштабах крупнейшей страны мира.

К классикам российской элитологии относится М.Я.Острогорский. Его фундаментальный труд «Демократия и политические партии» был издан на французском языке в 1898 г, т. е. на 13 лет раньше, чем книга на эту же тему Р.Михельса «К социологии политических партий в современной демократии», изданной в 1911 г.

Наиболее ярким представителем элитаризма ХХ века был один из крупнейших российских философов Н.А.Бердяев , которого по праву можно считать классиком российской элитологии, ее аристократического варианта.

«Аристократия сотворена Богом и от Бога получила свои качества. Свержение исторической аристократии ведет к установлению другой аристократии... всякое желание выйти в аристократию, возвыситься до аристократии из положения низшего по существу не аристократично. Возможен лишь природный, прирожденный аристократизм... Истинная аристократия может служить другим, служить человеку и миру, потому что она не занята самовозвышением, она изначально стоит достаточно высоко. Она – жертвенна. В этом вечная ценность аристократического начала...Права аристократии – права прирожденные, а не благоприобретенные...Возможна и оправдана лишь аристократия Божьей милостью».Бердяев признает, что в аристократизме есть «божественная несправедливость, божественная прихоть и произвол... Бездарное, плебейско-пролетарское требование уравнительной справедливости и воздаяние каждому по количеству труда есть посягательство на цветение жизни, на божественную избыточность...». В своих работах Бердяев развивает идеи богочеловечества – обобщая богатое наследие – от гениев патристики до В.Соловьева. Поскольку Бог сотворил человека по своему образу и подобию, поскольку Бог – это Бог–творец, творчество – качество, приближающее человека к божественному. Развитие творческой сущности – элитизация личности– это и есть приближение к божественному. В персоналистской иерархизации Бердяева самый высокий уровень – творческая личность, ее высшее проявление – гениальность, которая включает в себя творческий экстаз, это – путь к святости.

Проблемам элитологии большое внимание уделял великий российский социолог П.А.Сорокин .. Сорокин – один из родоначальников и классик теорий социальной стратификации и социальной мобильности. Особенно интересовала его восходящая мобильность в элиту. Монополия власти в руках узкого привилегированного слоя препятствует восходящей мобильности, делает общество «закрытым», загнивающим, препятствует наиболее талантливым выходцам из «низших» социальных страт – т.е. из народа, что губительно для общества.Интересна его теория «головастиков» – талантливых выходцев из низших слоев общества, потенциальной элиты, которые своим интеллектом и способностями превосходят дворянскую правящую элиту, остающуюся еще у власти, мешая «головастикам» войти в элиту, превращая ее в контр-элиту. Социальный баланс в обществе нарушается. «Когда аристократия сильна и талантлива, то никакие искусственные барьеры ей не нужны для защиты ее от посягательства со стороны «выскочек». Но когда она бесталанна, то в искусственных препонах ощущается такая же острая необходимость, как костыль инвалиду, что, собственно, и происходит в истории.

Еще раз отметим, что нынешний взлет элитологических исследований в России в последние полтора десятилетия объясняется не только социальными потребностями, но и тем, что они могли опереться на многовековую элитологическую российскую традицию.

Лекция 7
История американской элитологии

Английские колонии в Северной Америке, основанные в начале ХУ11 века, управлялись английским королем и назначенными им губернаторами; элементы самоуправления строго контролировались и ограничивались. Тезис ряда политологов о том, что управление этими колониями демократическим с самого их возникновения, является более чем спорным. Представляется обоснованным взгляд тех историков и политологов, которые считают, что управление колониями в ранний период американской истории было вполне элитарным с определенным вкраплением демократических элементов, связанными с элементами представительных начал в ряде колоний, сосредоточенных в руках зажиточного меньшинства. Подавляющее большинство колонистов было лишено избирательных прав прежде всего из-за высокого имущественного ценза, а также по религиозному, половому признаку. В 60-х–70-х г.г. взгляды американских демократов радикализируются, подчинению английской короне они противопоставляют концепцию гомруля – государственного самоуправления. Одним из первых и наиболее влиятельных идеологов гомруля выступил выдающийся американский просветитель, естествоиспытатель и политический деятель Б.Франклин . Принимая концепцию государства как общественного договора, он подчеркивал, что в случае нарушения правителями этого договора народ имеет право на свержение антинародного правительства. Франклин выступал против рабства, основал первое общество аболиционистов, принимая участие в работе над Декларацией Независимости, а затем и Конституции США.

Среди идеологов и лидеров американского освободительного движения наметилось резкое размежевание между радикально-демократическим и умеренно-консервативным крыльями, порой принимавшего форму противостояния между антиэлитаристами и элитаристами. Наиболее ярким представителем радикально-демократического направления был Т.Джефферсон , умеренно-консервативного – А.Гамильтон . Развивая идеи народоправия, Джефферсон противопоставлял аристократический и демократический подходы к этой проблеме.: «Массы человеческие не рождены с седлами на спинах, чтобы немногие привилегированные, пришпоривая, управляли ими с помощью закона и милостью божьей». Демократические идеи Джефферсона, развивавшие идеи европейских просветителей о равенстве и естественных правах человека, о народном суверенитете были закреплены в Декларации Независимости..

Крупный идеолог элитаризма в Америке этого периода– второй президент США (1797 – 1801 г.г.) Джоне Адамс . Высший слой общества, осуществляющий функцию управления обществом, развития культуры он считал важнейшим элементом социальной структуры. Попытки ограничения его власти и влияния мало перспективны. Адамс и сам с почтением относился к титулам. Он даже предлагал, чтобы к Президенту США обращались со словами: «Ваше милостивейшее величество» (сравните это с отношением к титулам Т.Джефферсона или Т.Пейна как к «мишуре»). Адамс вместе с Гамильтоном и Мэдисоном защищал тезис о необходимости сильного государства, выражающего прежде всего интересы зажиточных граждан. Адамс как и Гамильтон, исходил из того, что каждое общество необходимо делится на две части – привилегированное меньшинство и непривилегированное большинство. Дж. Адамс, А.Гамильтон, Д.Мэдисон оправдывали экономическое неравенство, считая, что всеобщее равенство означало бы отказ от свободы. Мэдисон полагал, что сенат должен быть выразителем интересов «богатства нации».

С момента возникновения США в них развивались две идеологические традиции: одна– элитаристская, представленная А. Гамильтоном, Дж.Адамсом, Д.Мэдисоном, в дальнейшем вылившуюся в консервативную идеологию, другая – эгалитаристская (точнее умеренно эгалитаристская) в определенной мере антиэлитистская, виднейшими представителями которой явились Т. Джефферсон, Э.Джексон, А.Линкольн. Новый этап развития американской демократии был связан с президентством Э.Джексона (1829 – 1837 г.г.). В центре его социально-политической программы лежало широкое приобщение народных масс к управлению государством, стремление лишить элиту монополии на осуществление государственных функций. Для этого он предложил упростить систему государственного управления, чтобы государственные должности могли заниматься простыми людьми, образовательный уровень которых, разумеется, уступал образовательному уровню элиты. На развитие демократического процесса в США сильное влияние оказал сам стиль президентства Джексона. Он был фактически первым президентом – выходцем из низших страт американского общества. Джексон критиковал «аристократизм» управления страной, особенно в периоды президентства Дж.Вашингтона, Дж.Адамса, Дж.К.Адамса.

Именно на президентство Джексона приходится посещение США А.Токвиллем , давшим глубокий анализ американской социально-политической системы. Токвиль также считал что решающей силой в США джексоновского периода были народные массы, а не элита. Токвиль приходит к выводу, что в США процесс трансформации элит проходит оптимально, ибо там члены формирующейся элиты аристократии быстро приспосабливались к изменяющейся ситуации, с готовностью превращаясь в демократическую элиту. Он пишет: «Принцип народовластия вышел за пределы общины и распространился на деятельность правительства, все классы пошли на уступки ради него... он стал законом законов. Демократия восторжествовала. Высшие сословия подчинились ей безропотно и без сопротивления как злу, сделавшемуся отныне неизбежным.» Таким образом, аристократическая элита сменяется буржуазной, толерантно относится к объективно неизбежным переменам в обществе, находя свое место в новой структуре власти, в новой элите. Иначе говоря, чтобы не быть жертвой перемен, аристократическая элита спешит их возглавить.

В период гражданской войне 1861 – 1865 г.г. на первый план выступила проблема отмены рабства – проблема, которая раньше не решалась, как бы загонялась внутрь, Причем для А.Линкольна были характерны элементы социального эгалитаризма. Линкольн определял демократию как «правление народа, для народа, посредством самого народа».

Противостояние двух тенденций в американской политической мысли – элитаристской и антиэлитаристской (с сильным вкраплением эгалитаризма), отражает реальное противостояние элиты и масс. В конце Х1Х – первой трети четверть ХХ века она приняла форму противостояния либерально-консервативной, индивидуалистической идеологии (неограниченная свобода частной собственности, невмешательство государства в социо-экономический процесс), непосредственно выражавшей интересы капиталистической элиты, и эгалитарно-демократического либерализма, продолжавшего традиции Джексона, Линкольна, подчеркивавших принцип равных возможностей как стержня политической культуры США и выступавшего за недопущение крайнего неравенства в структуре населения.. В период республиканских президентов консервативного крыла У.Гардинга, К.Кулиджа, Г.Гувера (1921 – 1933 г.г.) роль социально-экономических элит укрепилась. Позиции американских левых политиков значительно ослабли.

Положение существенно изменилось в период кризиса 1929 – 33 г.г., который американцы называли «великой депрессией». Выход из глубочайшего кризиса предложил президент Ф.Д.Рузвельт и его «мозговой трест». Это был знаменитый «Новый курс» – спасение американского капитализма путем глубоких реформ, прогрессивного налогообложения корпораций и перераспределения национального дохода в пользу масс. Характерно, что американский высший класс, прежде всего, экономическая элита, напуганная реформаторскими планами Рузвельта, увидевшая в них угрозу своим привилегиям, была в своем большинстве оппозиционно настроена к нему. Рузвельт доказал, что миссия политической элиты, особенно в годы кризиса,– видеть дальше, чем это делают сами представители класса, интересы которого она объективно выражает, (а вместе с тем интересы страны в целом), что «Новый курс» был оптимальным путем к стабилизации американской социально-политической системы. Этот курс предложил модель отношений элиты и масс, в которой противоречия не перерастают в конфликт, в социальную революцию, а разрешаются путем компромиссов, модель, которая вышла за временные рамки «нового курса» и продолжает существовать и поныне.

Параллельно а США институтизируется истеблишмент, издается «светский регистр», где перечислены «избранные». Их аристократические клубы (их социологический анализ дал американский социолог У.Домхофф)– своего рода штабы элиты.. Естественно, эти люди не могут не привлекать внимание социологов, политологов, экономистов, исследующих этот феномен, то есть элитологов.

Американская школа элитологии сформировалась позже европейской школы. Ее основные направления начинают формироваться в 30-х – 40-х годах ХХ века; после того, как в США были переведены и изданы в 30-х годах основные труды В.Парето и Г.Моски, вырос интерес к элитологической проблематике, тогда и получил распространение сам термин «элита» (причем ряд американских политологов счел этот термин недемократическим, что в демократическом обществе предпочтителен термин «лидерство»).

В 30-е – 40-е годы создается несколько центров элитологических исследований в США. Основателем одной из них, на наш взгляд, самой плодотворной, был Г.Лассуэлл (1902 – 1978). Многие современные элитологи США считают Лассуэлла своим учителем. В области теоретической политологии он попытался синтезировать бихевиористский и фрейдистский подходы к политической науке, создать единую интегрированную политологию, ориентированную не на кабинетные, а но полевые исследования. Его можно назвать пионером изучения политической элитологии и безусловным лидером либеральной трактовки элитизма.

Лидером другой школы был профессор Нью-Йоркского университета Дж.Бернхэм , предложивший технологическое обоснование элитаризма. В своем программном произведении «Менеджерская революция» (1940 г.) социалистической революции он противопоставил революцию менеджеров, которая приведет к власти «новый правящий класс» – элиту управляющих. К этой элите он относит топ-менеджеров крупнейших корпораций, а также лидеров правительственных институтов; он признает, что пропагандируемая им социально-политическая система (государственно-монополистический капитализм) может быть названа «типом корпоративной эксплуатации»: менеджерская элита «эксплуатирует остальное общество» Он возглавил макиавеллиевскую школу элитаризма.

Начиная с 50-х годов ХХ века наиболее влиятельным направлением в политологии и социологии стал плюрализм. В начале 50-х годов такие его главные представители, как Д.Рисмен и др., считали, что термин «элита» – недемократический, предпочитали ему термин «лидерство», утверждали, что в США элита отсутствует. Позже Р.Даль , исходя из теории о совместимости элиты и демократии, выдвинул идею «полиархии», множества центров власти в плюралистическом обществе.

В 50-х –начале 60-х г.г. ХХ века наиболее ярким американским элитологом стал Р.Миллс . Это был леворадикальный социолог, лидер американских «новых левых», критик американской политической системы. Подвергался резкой критике, если не сказать, травле со стороны ряда своих коллег – консервативных, а порой и либеральных социологов и политологов, рано умер. Ныне наиболее влиятельным американским элитологов левого толка, близким к неомарксизму, предпочитающим понятию «элита» термин «правящий класс», является У.Домхофф.

В 70-х годах в американской элитологии возникает направление, которые многие политологи называют «неоэлитизмом». Его представители – Т.Дай , Х. Зайглер и ряд других критикуют плюралистическую интерпретацию американской политической системы, считая элиту атрибутом любой социальной структуры, а американскую политическую и экономическую элиты – наиболее квалифицированными элитами в мире.

Лекция 8
Понятие элиты

В XX веке термин «элит» прочно вошел в социологические и политологические словари, несмотря на многочисленные возражения со стороны целого ряда социологов и политологов. Мнение о том, что термин «элита», введенный в социологию В.Парето, неудачен, что элитаристы, считая элиту субъектом политического процесса, принижают роль народных масс, что он противоречит идеалам демократии, неоднократно высказывалось в литературе, причем авторами, придерживающимися самых различных политических ориентаций – от коммунистов до либералов.

Есть и чисто терминологические возражения, касающиеся того, что неправильно и даже аморально применять термин “элита”, этимология которого не допускает сомнений в том, что имеются в виду лучшие, наиболее достойные люди, по отношению к власть имущим, среди которых мы чаще видим людей циничных, неразборчивых в средствах, жестоких; недаром Ф.Хайек писал в “Дороге к рабству”, что «у власти оказываются худшие»..И все же отказ от термина, который отражает определенную социально-политическую реальность, определенное социальное отношение, сам по себе неконструктивен. Раз существует определенное явление – особая роль правящего меньшинства в социально-политическом процессе, значит, нужен и соответствующий термин, фиксирующий его. Иное дело, что Парето ввел не самый удачный термин, но искать ему замену на другой - “правящая верхушка”, “господствующий класс”, “правящее меньшинство”, “господствующие слои”, “контролирующее меньшинство” и т.д. мало что дает - ведь это будет спором о словах...

Этимология термина и его применение. Термин “Элита” ведет свое происхождение от латинского eligere – выбирать; в современной литературе получил широкое хождение от французского elite – лучший, отборный, избранный. Начиная с XVII века он употреблялся для обозначения товаров наивысшего качества. В Х1Х веке понятие это стали использовать также в генетике, селекции. В конце XIX в. В. Парето ввел его в социологию.

Что же такое элита? При ответе на этот вопрос в построениях элитаристов мы не только не обнаружим единодушия, но, напротив, натолкнемся на суждения, порой опровергающие друг друга. Если суммировать основные значения, в которых этот термин употребляется социологами и политологами, то получится весьма пестрая картина. Начнем с определения Парето: это лица, получившие наивысший индекс в своей области деятельности, достигшие высшего уровня компетентности, “люди, занимающие высокое положение соответственно степени своего влияния и политического и социального могущества,... “так называемые высшие классы” и составляют элиту, “аристократию” (aristos - лучший) ... большинство тех, кто в нее входит, как представляется, в незаурядной степени обладают определенными качествами - неважно, хорошими или дурными, - которые обеспечивают власть” Среди других определений отметим следующие: наиболее активные в политическом отношении люди, ориентированные на власть, организованное меньшинство, осуществляющее управление неорганизованным большинством (Моска); “высший господствующий класс”, лица, пользующиеся в обществе наибольшим престижем, статусов, богатством, лица, обладающие наибольшей властью (Г.Лассуэлл). Приведем обобщенное определение элиты: это - социальная группа, контролирующая большую долю материальных, символических и политических ресурсов общества. Ее члены занимают высшие посты в иерархии статуса и власти, полученные ими аскриптивно (по предписанному статусу) или ресептивно (благодаря собственным заслугам). Элита – те люди, которые занимают высшие властные позиции, контролирует большую часть собственности и имеют наивысший престиж». Обычно считается, что число этих людей составляет примерно около одного процента от численности населения.

Понятие элиты тесно связано с проблемой социальной стратификации: элита – это высший слой в любой системе социальной стратификации .

Существующие в политологии дефиниции различаются между собой и с точки зрения широты понятия элиты. Сторонники более узкого определения относят к элите только высший эшелон государственной власти, сторонники более широкого – всю иерархию управленцев, выделяя высшее звено власти, принимающее решения, жизненно важные для всей страны, среднее звено, принимающее решения, значимые для отдельных регионов, отдельных сфер социальной деятельности, наконец, разветвленный бюрократический аппарат. Чтобы иерархизировать структурные элементы элиты, С.Кёллер вводит понятие “стратегических элит”. Появился и термин “суперэлита” или элита в системе элит. По отношению к низшим структурным уровням элиты предлагается термин “субэлиты”, региональные элиты и т.д. Наконец, в самой политической элите следует различать правящую элиту и оппозиционную (если это – “системная” оппозиция, борющаяся за власть в рамках данной политической системы) и контрэлиту, имеющей целью изменение всей политической системы.

Если сгруппировать различные определения элиты, то выявятся два главных подхода к данной проблеме: ценностной и структурно-функциональный . Сторонники первого подхода объясняют существование элиты “превосходством” (прежде всего интеллектуальным, моральным и т.д.) одних людей над другими; второго подхода – исключительной важностью функций управления для общества, которые детерминируют исключительность роли людей, выполняющих эти функци. Но обе эти интерпретации элитизма страдают пороками. Один – ценностной – может легко вылиться в мистицизм и примитивную апологию власть имущих, другой – функциональный – в тавтологию и опять-таки апологетику.

В самом деле, на вопрос, кто обладает властью в том или ином обществе элитарист функциональной ориентации обычно отвечает: тот, кто имеет власть, главным образом потому, что возглавляет определенные институты власти. А ведь подлинная проблема в том, чтобы объяснить, почему определенная элитная группа овладела властными позициями. Можно по-разному относиться к марксизму, но как раз в этом отношении он четко сформулировал проблему, попытавшись выявить, как экономически господствующий класс, владеющий средствами производства, оказывается и политически господствующим классом, то есть классом, осуществляющим политическую власть. Тесно связанный с функционализмом институциональный подход, распространенный в политологии, трактующий элиту как группу лиц, которые занимают руководящие позиции в важнейших социальных и политических институтах– правительственных, экономических, военных, культурных, то он грешит абсолютизацией формального механизма власти, непониманием его социально-классовой природы.

Однако ценностная интерпретация элиты страдает, на наш взгляд, еще большими недостатками, чем структурно-функциональная. На вопрос, кто правит обществом, элитарист ценностной ориентации может дать ответ: мудрые, дальновидные, достойнейшие. Однако любое эмпирическое исследование правящих групп в любых существующих ныне (и существовавших ранее) политических системах с легкостью опровергнет такое утверждение, ибо покажет, что слишком часто это – жестокие, циничные, коррумпированные, корыстолюбивые, властолюбивые, не брезгующие для достижения своей цели никакими средствами лица. Но если требования мудрости, добродетельности для элиты – норматив, который начисто опровергается действительностью, тогда – пусть нас простят за каламбур – какова ценность ценностного подхода?

Существуют различные виды элит; причем критерии выделения этих элит могут быть различными. При выделении, например, культурной элиты “работает” ценностной критерий. Иное дело, когда мы вычленяем политическую элиту. Тогда политолог вынужден обращаться к альтиметрическому критерию, ибо если он будет руководствоваться критерием ценностным, элитология может... лишиться своего предмета! Ведь реальные власть имущие – это далеко не образцы морали, далеко не всегда “лучшие”. Так что если в соответствии с этимологией термина элитой считать лучших, избранных, высокоморальных, то в их состав вряд ли вообще попадут политические деятели, во всяком случае, подавляющее большинство их. Тогда в каком же смысле можно употреблять термин в политологии? По-видимому, скорее все же в альтиметрическом, функциональном.

Наконец, мы считаем, что нужно четко различать в структуре политологии политическую философию и политическую социологию (наряду с другими политологическими дисциплинами, например, политической психологией, политической историей и т.д.). Так вот в рамках политической философии, поскольку она носит нормативный характер, следовало бы предпочесть ценностной, меритократический критерий, а в рамках политической социологии мы вынуждены, увы, ориентироваться главным образом на альтиметрический критерий.

Подход политического социолога отличается от культурологического. Культурологи обычно применяют термин “элита” к выдающимся деятелям культуры, иногда он выступает как синоним “аристократии духа”. Для социолога политики элита – та часть общества (меньшинство), которая имеет доступ к инструментам власти. Поэтому суждения о том, что мы в России несколько десятилетий жили без элиты, ибо лучшие люди были уничтожены или томились в концлагерях, находились в эмиграции или “внутренней эмиграции” – суждения, которые можно порой встретить в литературе последних лет – это суждения нравственные, аксиологические, но не политологические. Раз имел место властный процесс, он осуществлялся определенными институтами, определенными людьми; именно в этом – функциональном смысле – политолог употребляет этот термин (безотносительно к моральным, интеллектуальным и иным качествам элиты).

Особо следует сказать о дискуссиях по проблемам элиты в нашей стране. В советской научной литературе термин «элита» впервые вводится во второй половине 50-х годов. Вводится, так сказать, через «черный ход», а именно – через разрешенный жанр «критики буржуазной социологии» (термин столь же нелепый, как «буржуазная физика» или «буржуазная биология»).Иначе говоря, речь могла идти лишь об элитах в капиталистических странах, причем в негативном контексте. Известно, что в советское время элитологическая проблематика применительно к анализу социальных отношений в нашей стране была табуирована. Официальная идеология утверждала, что в СССР нет эксплуатации человека человеком, следовательно, нет и не может быть господствующего эксплуататорского класса, нет и не может быть элиты, Это было ложью: при советской власти существовала высшая социальная страта (а элиту можно рассматривать как высшую страту в системе социальной стратификации), выполнявшая управленческими функциями, обладавшая институциональными привилегиями, то есть всеми атрибутами элиты, пусть элиты весьма специфической.

Любой господствующий класс идеологически оправдывает и обосновывает свое господство. Советская элита, этот «новый класс», пошла дальше, она скрывала само свое существование, в советской идеологии этого класса не существовало. Считалось что в СССР были только два дружественных класса – рабочие и колхозники, а также прослойка интеллигенции. И особенно тщательно эта элита скрывала свои привилегии – спецраспределители, спецжилье, спецдачи, спецбольницы – все это было возведено в ранг государственной тайны.

Дискуссии об элите , о смене элит, об их качестве, о самом термине «элита» применительно к политическому руководству России, о том, является ли постсоветская элита сложившимся социальным слоем, или же она находится в начале своего формирования, широко развернулась в нашей стране в последние годы. Известный российский социолог Ж.Т.Тощенко решительно возражает против того, чтобы нынешних правителей России называли элитой. И в аргументах, подкрепляющих эту позицию, нет недостатка. Как можно называть элитой в ее истинном значении людей, чье правление привело к драматическому ухудшению жизни населения, к сокращении его численности? Тогда, может быть, это – образцы морали? Увы, это – одна из наиболее коррумпированных групп российского общества, члены которой думают более о собственном обогащении, чем о благосостоянии народа. В этом – главная причина отчуждения, существующего между народом и элитой. Свое «вхождение во власть» эти люди достаточно трезво рассматривают как временное и соответственно действуют как временщики, озабоченные прежде всего быстрым личным обогащением. Побыв во власти и выпав из нее, они оказываются обычно весьма богатыми людьми, крупными акционерами банков и корпораций, владельцами солидной недвижимости. Значительная часть их – бывшие партийные и комсомольские номенклатурщики, как правило, второго и третьего эшелонов, сумевшие использовать конъюнктуру, с легкостью поменявшие свои убеждения, часто это бывшие теневики, ныне легализовавшие себя, порой это люди с уголовным прошлым. Причем этим людям очень нравится, когда их называют «элитой». Это щекочет их самолюбие. Так правомерен ли по отношению к ним термин «элита»? Может быть, правильнее называть их правящей группой или кланом? Но тогда тот же подход следует применить и к политической элите других стран, также не отличающей высокой нравственностью. Не будет ли тогда этот спор спором о словах, спором терминологическим? Если в соответствии с этимологией термина элитой считать лучших, высокоморальных, то в их состав вряд ли вообще попадут политические деятели, во всяком случае, подавляющее большинство их. Попадут сюда А.Эйнштейн, А.Д.Сахаров, А.Швейцер, мать Тереза, но не попадут действующие политические лидеры. Тогда в каком же смысле можно употреблять этот термин в политической науке?

Суждения о том, что мы в России много десятилетий ХХ века жили без элиты, ибо лучшие люди были уничтожены или томились в концлагерях, находились в эмиграции или «внутренней эмиграции» – суждения, которые можно часто встретить в литературе последних лет – это суждения нравственные, но не политологические. Раз имел место властный процесс, он осуществлялся определенными институтами, определенными людьми, как бы мы их ни называли; именно в этом – функциональном смысле (а не морализаторском) политолог употребляет этот термин, безотносительно к моральным, интеллектуальным и иным качествам элиты.

Ответ на интересующий нас вопрос, на наш взгляд, связан с необходимостью различать в структуре политологии политическую философию и политическую социологию (наряду с другими политологическими дисциплинами, такими как политическая психология, политическая история и т.д.). Специфика политической философии заключается не только в том, что она представляет собой наиболее высокий уровень обобщения политической жизни общества, но и в том, что она делает упор на нормативность политических процессов, тогда как политическая социология описывает и объясняет реальные политические процессы, которые порой весьма далеки от нормативных. И в рамках политической философии, именно поскольку она носит нормативный характер, следовало бы предпочесть ценностной, меритократический критерий, а в рамках политической социологии мы вынуждены, увы, ориентироваться главным образом на альтиметрический критерий.

Следует признать, что российская постсоветская политическая элита – феномен скорее формирующийся, чем состоявшийся.

Лекция 9
Элитизм и демократия

Элитаризм против демократии

«Демократический элитизм»

Элитарная и эгалитарная парадигмы. Поиск оптимума

С момента своего возникновения элитаризм являлся альтернативой демократии. Элитаризм исходит из неравенства людей, тогда как демократическая теория прокламирует их равенство, пусть хотя бы только политическое, не гарантируя социального и экономического равенства. О Для демократии народ является субъектом политической власти. Для элитаризма этим субъектом является элита. Если Линкольн определял демократию как «власть народа, для народа и посредством народа», то для элитариста это определение неприемлемо, особенно два его заключительных слова, поскольку Линкольн не учел, что «техническим невозможно» осуществление правление народа, особенно в большой стране, и поэтому необходимо делегировать полномочия для политического управления элите, ибо народ некомпетентен в политике, неинформирован и дезинформирован, и если бы действительно сам управлял, то лишь навредил бы сам себе; его интересы гораздо лучше обеспечит «мудрая» и «подготовленная» элита.

По конституциям демократических стран верховная власть принадлежит народу. Однако не секрет, что политическая действительность даже наиболее продвинутых демократических стран весьма далека от этого норматива. Рядовой гражданин понимает, что важные для его жизни решения принимаются помимо него, что он не только не может повлиять на эти решения, но и узнает о них пост фактум из средств массовой информации. Иначе говоря, он объект социально-политического управления, но отнюдь не субъект. Современные политсистемы не обеспечивают решающего участия большинства населения в принятии жизненно важных для него решений, часто выступая как механизм отчуждения народа от политической власти. Демократия, считают многие политологи, может быть в лучшем случае формой правления элиты, одобряемой народом.

Но атаки радикальных элитаристов на демократию в наше время ыряд ли могут рассчитывать на популярность. Гораздо распространеннее иная интерпретация отношений идеологией и практикой элитаризма и демократией. В последнее время стало модным писать об «историческом примирении» элитаризма с демократией. Итальянский элитолог Н.Боббио утверждает, что последователи Моски сумели примирить элитаризм и демократию: элиты распадаются на правящую и оппозициронную. Когда этот процесс приобретает контрастный характер, мы имеем дело с диктатурой. Когда же они могут править в порядке устойчивой очередности, мы имеем дело с демократией. Теория элиты и теория демократии оказываются, таким образом, примиренными, поскольку демократия уже «не отождествляется с верховной властью народа (!), но скорее является системой, имеющей более подвижные и открытые элиты».

Чтобы соединить концепцию Моски-Парето с демократической теорией, потребовалась радикальная ревизия элитаризма, которая и была осуществлена в 30-х – 50-х г.г. Дж.Шумпетером и К.Маннгеймом. Шумпетер предложил модернизирвать понятие демократии как системы, позволяющую массам делать выбор из конкурирующих элит. В его «рыночной» концепции демократии различные элиты выносят «на продажу» свои программы, а массы «покупателей» принимают или отвергают их на выборах. Близкую позицию занял и Маннгейм, ища соединение элиты и демократии. «Действительное формирование политики находится в руках элиты, но это еще не значит, что общество не демократично. Ибо для демократии достаточно, чтобы граждане, хотя они и не имеют возможности к прямому участию в управлении, по крайней мере иногда выражали свои чувства, одобряя или не одобряя ту или иную элиту во время выборов».Либеральный вариант элитизма развивался Г.Лассуэллом: «демократия отличается от олигархии не отсутствием элиты, а ее открытым, представительным, ответственным характером».Эти взгляды позже обобщил П.Бахрах в монографии «Демократический элитизм».

Попытка демократического элитизма совместить элиту и демократию при условии открытости элиты представляется на первый взгляд привлекательной. Но настораживает то, что при этом искажается само понятие демократии. Важнейший вопрос демократии – участие рядового гражданина в политической жизни – становится второстепенным, а на первый план выдвигается проблема социальной стабильности, напрямую связанной со стабильностью и преемственностью элиты, готовой соблюдать демократические «правила игры».

Мы сталкиваемся с еще одним парадоксом демократии. Проведенная до конца идея народовластия должна отрицать элиту, хотя политическая практика указывает на ее наличие во всех политсистемах. Обе модели – крайности, это веберовские идеальные типы (которые, однако, открывают возможность объяснения социальных процессов). Тогда, скорее, следует предположить, что демократия означает некий оптимум в отношениях элиты и масс, где наличие элиты – средство оптимального управления, а не самоцель, не самодовлеющий центр общества. Хотя теоретически возможна – пусть в весьма далекой перспективе – модель политсистемы, где все члены общества обладают настолько высокой культурой управления, что не нуждаются в особой страте элиты. И данная модель – не пустая абстракция, это – ориентир, приближение к которому и есть реализация демократии де-факто.

Для политсистемы неблагоприятны обе крайности в отношениях элит и масс – как слепое следование масс за элитой, так и полное недоверие масс к элите, власть которой перестает быть легитимной. Демократию можно рассматривать как политсистему, обеспечивающую контроль масс над элитой, который не дает элите возможность лишить массы политической субъектности, а, напротив, инициирует их активность.

Решение вопроса – может ли общество функционировать без элиты – возможно как на уровне политической философии, так и политической социологии. В рамках политической философии, являющейся преимущественно нормативной теорией, можно говорить об обществе без элиты как идеале демократии. В рамках же политической философии, описывающей реальный политический процесс, порой весьма далекий от нормативного, мы выявляем роль и функции элиты в современных политсистемах, в т.ч. демократических (тем самым признавая на этом уровне правомерность теорий демократического элитизма). В любом случае управляемые не должны поддаваться демагогическим обещаниям искателей власти т не терять бдительности и здоровой подозрительности в отношении властей предержащих.

Лекция 10
Элитизм – плюрализм
Структуры власти и структуры элит в США

1. Теории политического плюрализма и их критики

2. Неоэлитизм. Модели политической структуры США

3. Конец ХХ – начало ХХ1 века. Продолжение дискуссии.

На протяжении всей второй половины ХХ века среди американских политологов ведутся острые дискуссии по вопросу о структуре власти в США. Кто является субъектом власти и субъектом политического управления? Наиболее известные политологи США, такие как Р. Даль, Т. Дай, У.Домхофф опубликовали книги под сходными названиями: Кто правит? Кто управляет Америкой?

Ответы на этот вопрос даются не только весьма различающиеся между собой, но порой прямо противоположные. К концу века накал этой полемики не ослаб. За прошедшие десятилетия в ней лишь менялись акценты, менялись персоналии дискутантов, расширялся эмпирический материал. К концу века эта полемика институтизировалась, развиваясь внутри трех сложившихся направлений – политического плюрализма (власть плюралистична, детерминируется взаимодействием различных групп интересов), элитизма (власть концентрируется в руках небольшого числа людей, занимающих лидирующие позиции в важнейших социально-политических институтах), наконец, что эту власть не выпускает из своих рук господствующий класс США, представляющий прежде всего финансовую олигархию, владельцев и высших менеджеров крупнейших корпораций.

Конфликтующие позиции можно суммировать следующим образом:

Главные дискуссионные вопросы	Критиче-ские теории элиты	Функцио-нальные теории элиты	Плюрали-стические теории элиты
Нужны ли сильные независимые элиты в развитых индустриальных странах?	Нет
Выливается ли наличие сильных независимых элит в эксплуатацию населения?
Управляются ли США элитой (элитами)?

Однако эта полемика ведется в западной политологии, так сказать, не «на равных». Среди указанных точек зрения безусловно превалирует, во всяком случае, количественно, плюралистическая концепция.

	Модель Р. Миллса	Модель Д. Рисмена
Уровни власти	А – властвующая элита	Отрицает властвующую элиту
	B – множество групп с различными интересами	B – совпадает с Миллсом
	С – массы, неорганизованная публика практически безвластна	С – массы (неорганизованный народ), имеющий некоторую власть над «группами интересов»
Тенденции к изменениям	Растущая концентрация власти	Растущая дисперсия власти
Процесс управления	Одна группа определяет важнейшие политические вопросы	Кто определяет политику, зависит от конкретного вопроса. Конкуренция между организованными группами

В конце ХХ – начале ХХ1 в.в. в американской политологии борются три основные концепции структуры политической власти в США: плюрализм, неоэлитизм, неомарксистская концепция господствующего класса.

Типология концепций политической власти США
(конец ХХ – начало ХХ1 века)

	Элитный плюрализм	Неоэлитизм	Концепция господствующего класса
	Р. Даль	Т. Дай	У. Домхофф
Существует ли единый центр власти	Нет	Да (правящая элита)	Да (господствующий класс)
Уровень сплоченности высшей страты	Невысокий. Элиты специализиро-ваны, каждая контролирует главным образом свою область. Конкуренция элит.	Высокий. Различия касаются частных вопросов. Когда дело касается фундаментальных интересов системы, конкуренция отходит на задний план. Элита ‑ сплоченная группа, хотя и не закрытая	Высокий. В господствующем классе доминируют богачи из мира крупных корпораций и банков.
Политическая ориентация	Преимуще-ственно либеральная.	Преимущест-венно консервативная.	Леворадикальная, неомарксистская
Полезна ли обществу сильная, сплоченная элита?	Нет, это опасно для демократии, несет угрозу тирании	Да, при условии, что это квалифицирован-ная, эффективная элита.	Нет, это оставляет массы беззащитными, повышает уровень их эксплуатации
Кто является субъектом политики?	Группы интересов	Правящая элита	Господствующий класс

Мы хотели бы предостеречь от окончательных суждений, могущих звучать как приговор. Решение вопроса о том, кто прав из дискутирующих сторон,не может быть решен абстрактным теоретизированием. Правильность любого решения может быть подтверждена эмпирическими социологическими исследованиями. И при решении исследуемой проблемы мы будем опираться, как на определенный ориентир, на понимание различий между подходом политической философии, делающей ударение на нормативности, от подходов политической социологии, в фокусе внимания которой – описание наличного социального процесса.

Лекция 11
Трансформация и смена элит
(на материалах истории российских элит)
Дореволюционные элиты

1. Закономерности смены элит

2. Дореволюциные элиты Росси и

Столетие назад В. Парето сформулировал теорию кругооборота (циркуляции) элит, объясняющую, по его мнению, социальную динамику. Социальная система стремится к равновесию и при выводе ее из такого состояния с течением времени возвращается к нему. Процесс этот образует социальный цикл, течение которого зависит прежде всего от циркуляции элит. Они «возникают в низших слоях общества и в ходе борьбы поднимаются в высшие, там расцветают и в конце концов вырождаются и исчезают... Этот кругооборот элит является универсальным законом истории».

По Парето, существуют два главных типа элит, которые последовательно сменяют друг друга. Для обозначения этих типов элит Парето использует знаменитое противопоставление Н. Макиавелли правителей - «львов» и правителей - «лис», двух методов управления ¾ c помощью изворотливости и хитрости (во втором случае). Первый тип элиты ¾ «львы», для них характерен крайний консерватизм, грубые «силовые» методы правления. Второй тип элит ¾ «лисы», мастера демагогии, обмана, политических комбинаций.. Постоянная смена одной элиты другой ¾ результат того, что каждый тип элит обладает определенными преимуществами, которые, однако, с течением времени перестают соответствовать потребностям руководства обществом. Поэтому сохранение равновесия социальной системы требует замены одной элиты другой.

Общество, в котором преобладает элита «львов» – ретроградов, застойно. Напротив, элита лис динамичны. Механизм социального равновесия функционирует нормально, когда обеспечен пропорциональный приток в элиту людей первой и второй ориентации. Прекращение циркуляции элит приводит к вырождению правящей элиты, к революции.

Само понятие циркуляции элит у Парето представляется весьма неопределенным и поддается различным интерпретациям, не ясно, относится ли понятие «циркуляция элит» к процессу динамики не элит в элиты или же к замене одной элиты другой. Парето не различает понятий смены (т.е. радикального изменения социальной базы элиты, смены правящих классов), и трансформации элит (резкого повышения уровня мобильности в элиту представителей низших страт общества). Мы введем это различение.

Закономерности трансформации и смены элит четко просматриваются на более чем тысячелетней истории России. На ее примере мы можем выявить зависимость качества элиты и стабильности социально-политической системы от степени ее открытости. Попытаемся коротко описать ранние российские элиты. Г. Моска писал, что в обществах, находящихся на ранних стадиях развития, «индивиды, проявляющие больше способностей в войне, легко добиваются превосходства над своими товарищами». Характерным примером военной элиты как исторически первой он прямо называет Россию. В.О.Ключевский также считал, что «высшим классом.... русского общества, которым правил князь киевский, была княжеская дружина». Она делилась на высшую (княжих мужей или бояр), и низшую (отроков). Что касается норманской теории происхождении государства на Руси, то следует заметить, что процесс складывания государственности восточнославянских племен начал происходит еще до Рюрика, а, главное, приглашение «на царство» вообще было достаточно распространено в Европе (особенно в случае внутренних разногласий в процессе конкуренции за власть) и часто было более похоже на «наем» князя (монарха).

В «Русской правде» Ярослава Мудрого фиксируется социальное расслоение населения, права и привилегии элитного слоя. В ней четко обозначено, что по отношению к князю люди делятся на два сословия ¾ на княжих мужей и простолюдинов. Первые служили князю составляли его дружину, высшее привилегированное сословие, посредством которого князья правили своими княжествами, обороняли их от врагов; это была, так сказать, княжеская элита. Не случайно, что жизнь «княжа мужа» оберегалась двойною вирою. В среде княжих мужей возникает класс крупных земельных собственников ¾ бояр, пользовавшихся широким кругом привилегий. Старших представителей княжеской дружины князь наделял административными функциями, оставлял в областях, волостях своего княжества «на кормление», ввиду отсутствия в казне денег для их оплаты. Эти люди становились все менее зависимыми от центра. Это особенно относится к удельным князьям, которые чувствовали себя независимыми царьками в своих вотчинах. Причем характерно было дробление уделов от одного княжеского поколения к другому. Феодальное дробление Руси привело к ее ослаблению и стало одной из главных причин поражения в битвах с Золотой ордой.

В период возвышения Москвы, ставшей центром, собиравшим российские земли, определенным образом изменяется состав, структура, менталитет политико-административной элиты Руси. Собирание Руси сопровождалось вступлением на московскую службу множества князей, бояр из присоединенных к Москве княжеств, а также поступлением на службу московскому государю знатных иностранцев из Литвы, немецких княжеств, Золотой орды. Великий князь, а начиная с Ивана IV царь назначал наместников, управлявших отдельными регионами, назначал бояр и других представителей элиты на доходные должности, обеспечивающие «кормление» их обладателей. Нужно сказать, что традиции «кормления», которые глубоко укоренились в российской элите и представляли по существу узаконенную коррупцию, оказывали разлагающее влияние на эту элиту, да и на общество в целом. Можно объяснить (но не оправдать) причины этого явления ¾ как объективные (необходимость разветвленной административной элиты в огромной стране и недостаток денег для вознаграждение за их службу ввиду прежде всего огромных расходов на непрерывные войны), так и субъективные (живейшая готовность членов элиты извлечь максимум выгод из занятия своего административного поста).

С созданием централизованного русского государства меняется роль монарха; он уже не первый среди других князей, он – самодержец, «помазанник божий», осуществляющий авторитарное правление, ломая сопротивление своевольных князей и бояр. Меняется и роль, да и самосознание политико-административной элиты, которая все активнее стремится править Русской землей не по частям и не в одиночку, как поступали их предки, а совокупно, через центральную власть.

Страна с огромной территорией, вынужденная постоянно обороняться от набегов кочевых племен на Востоке (и осуществляющая приращение своей территории также преимущественно на Востоке) и от экспансии Запада, страна, развитие которой было заторможено татаро-монгольским игом, страна, хронически отстававшая от западных стран, была вынуждена постоянно догонять Запад, чтобы выжить, вынуждена была прибегать к мобилизационному, форсированному типу развития, к модели модернизации, требовавшей огромного напряжения всех сил народа, причем в условиях постоянного отсутствия в казне денег. Этот тип развития предполагал авторитарную, милитаризованную политическую систему, которая делала ставку на принудительные методы решения проблем, систему с вертикальной иерархической системой управления. Эта авторитарная власть предполагала и авторитарную элиту, являющуюся проводником этой власти.

Династия Романовых продолжает курс на укрепление самодержавного правления. При Михаиле и особенно при Алексее создается аппарат служилой бюрократии, неуклонно теснившей элиту аристократии. Соборное уложение 1649 г. упорядочивает систему централизованного управления государством через систему приказов, управляющих делами государства.

Радикальные изменения в системе государственного управления и, соответственно, в системе политико-административной элиты произошли при Петре I . Петр осознавал тупиковость системы традиционной закрытой элиты, которая не давала ему возможности осуществить свои смелые модернизаторские замыслы. Ему нужны были способные и энергичные модернизаторы, нужна была управленческая элита, способная преодолеть инерцию традиционализма. И он умел находить организаторские таланты, поднимая в элиту наиболее способных, проявивших себя представителей более низких страт общества. Процесс модернизации общества с необходимостью оказывается и процессом модернизации элиты.

Курс Петра I на модернизацию страны требовал замены традиционной элиты элитой модернизации. И Петр I создавал разветвленную бюрократическую систему управления страной, во многом опираясь на модели управления западноевропейских стран. Эта бюрократия призвана была быть проводником абсолютистской внутренней и внешней политики. Политика модернизации требовала отказа от принципов местничества при формировании элиты, создания единой иерархизированной структуры чиновничества. Документом, определявшим правовое закрепление этой иерархии, был «Табель о рангах всех чинов воинских, статских и придворных» 1722 года. Он устанавливал, что основным принципом формирования административной и военной элиты должен быть не знатность происхождения, а квалификация, служебная пригодность, личные заслуги.

Строя элиту по принципу вертикальной иерархизации, государство и получает важнейший механизм осуществления его централизованной абсолютистской власти. Реформы Петра I, проводимые сверху (как, впрочем, и все реформы в России), насильственно, требовали элит авторитарного типа, элит, всецело зависящих от власти монарха, осуществлявших централизованную, жесткую власть, получавших награды и привилегии за службу. Дворянство становится основой элиты Этой наградой гораздо чаще, чем деньги были имения, которые жаловались государем. Кстати, тут с неизбежностью возникает противоречие, которое со всей силой обнаружилось чуть позже. Наследование пожалованный за службу усадеб освобождало значительную часть дворянства от необходимости поступать на государственную службу и ускоряла процесс создания бюрократической прослойки, той самой, которую в ХIХ веке стали называть «разночинцами».

На протяжении 300-летнего правления династии Романовых состав и структура российской политико-административной элиты существенно видоизменялись. При первых Романовых (ХVII в.) важнейшие государственные вопросы решались на Земских соборах, на которых была представлена центральная и местные элиты, верхушку боярства составляли члены Боярской думы, выполнявшей совещательные функции при царе; но в ХVIII в., как констатирует Ключевский, боярство разрушается. Россия становится империей; император наделен неограниченной властью, система органов государственного управления строится на принципах бюрократической централизации. При Петре I на смену Боярской думе приходит Сенат, который решает административные, законодательные и судебные вопросы. В ХVIII веке, по мнению Ключевского, место боярства «заняла новая чиновность знать, состоявшая из выслужившихся административных дельцов... это чиновничество усвоило себе некоторые политические замашки аристократии и стремилось из простого правительственного орудия превратиться в правительственный класс, в самобытную политическую силу, поэтому и можно назвать чиновной аристократией».

После подавления восстановления декабристов, которых можно считать контрэлитой, попытавшейся свергнуть самодержавие и крепостничества, утверждается военно-бюрократический абсолютизм Николая I., бюрократия окончательно превратилась в самодовлеющую касту, стремившуюся подчинить себе все стороны человеческой жизни.

Поражение России в Крымской войне продемонстрировало отсталость ¾ социальную и техническую, гнилость военно-бюрократической системы. На наш взгляд, вызывают уважение попытки Александра II либерализировать систему управления Россией, модернизировать ее элиту. Крупнейшая из реформ ¾ отмена крепостного права, значительны и такие реформы, как реформа местного самоуправления (земства), судебная реформа, означавшая начальный шаг в направлении к правовому государству. Начавшиеся реформы были прерваны убийством царя и превалированием консервативной элиты, препятствовавшей процессу либерализации.

Разрыв между народом и элитой возрастал и достиг своего апогея в царствование Николая II и вылившись в революции ХХ века. В ходе революции 1905-1907 гг. Николай был вынужден пойти на существенные уступки в направлении конституционного ограничения самодержавия, на созыв Государственной думы. Тем не менее правящая элита сохранила свой сословный характер; дворянство, несмотря на свое несомненное ослабление и оскуднение, сохранило в элите основные позиции. Эта элита не могла приспособиться к изменившейся ситуации, к требованиям индустриального общества и бесконечно конфликтовала с Думами. К этому добавились внутренние противоречия в элите при слабом (скажем иначе, мягком) нерешительном царе, противостояние правящей элиты и той части политической элиты, которая рекрутировалась по новому для России каналу ¾ через выборы в Государственную Думу. Усилия думской оппозиции и нападки либеральной и социалистической прессы, стремящимися скомпрометировать власть (во многом эта критика была справедливой) увенчались успехом. Властвующая элита полностью исчерпала доверие народа, утратила легитимность в его глазах, и в февральской революции не нашлось серьезных социальных сил, которые бы поддержали разваливающийся режим.

Попытаемся дать общую оценку дореволюционным элитам. Оценка эта будет явно невысокой, несмотря на некоторые, пусть нечастые, взлеты этой элиты - будь то «сыны гнезда Петрова», военная и дипломатическая элиты Екатерины II, либеральная административная элита и диплома-тическая элита (во главе с будущим канцлером А.М. Горчаковым) Александра II. В целом же эта элита представляла собой замкнутую касту, пропуском в которую был не ум, а знатность, где процветал непотизм, клановость, мздоимство, коррупция. Конечно, по сравнению с последующей элитой, например, с головорезами Сталина, эту элиты многие российские политологи ныне видят в розовом свете. Однако если мы будем оценивать ее по мировым критериям, оценка, повторяем, будет невысокая. Именно в начале ХХ века обнаружился глубочайший кризис политической элиты царской России, которая потеряла всякий авторитет в глазах масс. Трагедия России ¾ в том, что в условиях тяжелейшего кризиса, вызванного войной, разрухой победителем среди гетерогенной контрэлиты оказались наиболее экстремистские силы.

Несомненно, что смена элит происходит, когда старые оказываются неспособными ответить на вызов истории. Предреволюционная Россия переживала жесточайший кризис ¾ экономический, социальный, военный, и значительная доля ответственности за него падает именно на правившую элиту, которая оказалась неспособной решить задачи модернизации страны. На их решение претендовала контрэлита, которая, придя к власти и превратившись в правящую элиту, попыталась решить эту проблему самыми жестокими, порой террористическими методами, выбрав мобилизационно-милитаристский путь развития страны.

Лекция 12
Советская элита

Октябрьская революция была, пожалуй, наиболее полная, радикальная, быстрая смена элит в истории человечества страны, более радикальная, в частности, чем во время французской революции 1798-1793 гг. Закрытая дворянско-чиновничья элита царизма деградировала, показала отсутствие политической воли, продемонстрировала свою неспособность управлять великой страной, модернизировать ее, абсорбировать лучших представителей «низших» страт. Как писал в этой связи П.А. Сорокин, «вырождающийся правящий класс упорно отказывал в соучастии «талантливым самородкам», «самоучкам» из других слоев, не желая урезывать себя в правах и готовый отвергнуть любых талантливых «пришельцев.

Скоро наступила расплата. К власти пришли энергичные, молодые, циничные, безжалостные представители контрэлиты, сумевшие, в отличие от старой элиты, наладить контакт с массами, мобилизировать их на свержение царской элиты, а затем и элиты «соглашателей». Победили крайне левые, экстремистские представители контрэлиты. Эти новые лидеры выступали под лозунгами эгалитаризма, антиэлитизма. Однако очень скоро оказалось, что вместо построения общества без элиты к власти пришла новая, большевистская элита, а методы господства этой элиты оказались не только авторитарными, но и тоталитарными.

Но как же все-таки получилось, что большевики, выступившие с эгалитаристскими лозунгами, мобилизовавшие массы на борьбу с правящей элитой эксплуататорского общества, взяв власть, сами превратились в новую элиту общества, которое они, ничтоже сумняшеся, называли социалистическим, в котором отсутствуют эксплуататорские классы и которое идет к преодолению классовых различий?

Революция, направленная против эксплуататорской элиты, против элиты царизма, элиты буржуазии, сама была в значительной мере элитарна. Революцию осуществляло меньшинство общества ¾ петроградский пролетариат, матросы. Правда, это меньшинство громогласно декларировало, что действует от имени громадного большинства населения, трудящихся масс, что они и есть передовые выразители интересов народа. Причем большинство народа, в силу неграмотности и забитости, не дозрело до понимания своих интересов. Эти интересы и выражает авангард пролетариата, класса-гегемона, идущего во главе трудящихся масс. Соответствовала ли эта схема реальности? В скором времени ответ на этот вопрос был получен. Выборы в Учредительное собрание показали, что большевики оказались в меньшинстве, что, впрочем, их не смутило. Выборы, основанные на борьбе партий за голоса избирателей, были объявлены буржуазными. Контрэлита, превратившаяся в элиту, и не думала отдавать власть. Напротив, вся ее политика была направлена на удержание этой власти, на превращение ее в тотальную власть, в диктатуру пролетариата.

Такой поворот событий не был неожиданным для наиболее прони-цательных мыслителей, которые прогнозировали вырождение леворади-кальных лидеров в авторитарную, олигархическую элиту, которая, придя к власти, будет диктаторскими методами управлять массами. Достаточно вспомнить «Бесы» Ф.М. Достоевского, в которых левоэкстермистские заговорщики стремились захватить власть, чтобы манипулировать массами, используя по отношению к ним террористические методы.

Теория «нового класса». Вопрос о правящем слое или правящем классе, который возникает после социалистической революции, был поставлен задолго до Октябрьского переворота и обсуждался десятилетия после него. В этой связи несомненный интерес представляет концепция, которая впоследствии получила название теории «нового класса».Еще М. Бакунин писал, что государство диктатуры пролетариата, пропагандируемое Марксом, будет представлять собой «деспотизм управляющего меньшинства», прикрываемый демагогическими фразами о том, что он выражает народную воли, это будет управление огромного большинства народных масс привилегированным меньшинством. «Но это меньшинство, говорят марксисты, будет состоять из работников. Да, пожалуй, из бывших работников, но которые, лишь только сделаются правителями или представителями народа, перестанут быть работниками и станут смотреть на весь чернорабочий мир с высоты государственной, будут представлять уже не народ, а себя и свои притязания на управление народом». А в составе этого деспотического меньшинства легко могут оказаться непомерные честолюбцы, рвущиеся к власти. Вопрос в том, возможно ли общество без элиты и, в том, как оно может реализовываться на практике, и не будет ли рисуемый марксистами коммунистический идеал прикрытием новой формы всевластия элиты, которая захватывает власть и устанавливает жестокую диктатуру, не брезгуя для «всеобщего счастью» никакими методами (как об этом писал Достоевский в «Бесах»). Сомнения на этот счет высказывали многие мыслители. По поводу утверждения марксистов, что диктатура пролетариата будет недолгой, а ее целью будет образовать народ, Бакунин выражает глубокий скептицизм, утверждая, что «никакая диктатура не может иметь другой цели, кроме увековечивания себя».

Насквозь элитарной оказывается организационная структура новой власти. Правящая партия по Ленину (см «Что делать?») предполагала «узкий слой партийных функционеров», ее элиту, и широкий слой членов партии, выполняющих решения ее руководства – таков был зародыш будущего «нового класса». Когда же партия пришла к власти, элитарная структура партии была воспроиз-ведена в масштабах крупнейшей страны мира. После Октябрьской революции Ленин писал о решающей роли революционного авангарда рабочего класса (т.е. партии, а фактически партийной верхушки) в руководстве обществом. Сам Ленин признавал, что «политика партии определяется не ее составом, а громадным, безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией». Об этом откровенно писал Сталин: «Компартия как своего рода орден меченосцев внутри государства советского». А Троцкий писал, что диететура пролетариата оказалась диктатурой партии, а диктатура партии – диктатурой ее верхушки. Именно Троцкому принадлежит важная роль в разработке теории «нового класса», он писал о бюрократическом перерождении руководящей верхушки партии при Сталине.

Разработка целостной концепции «нового класса» принадлежит М.Джиласу, доказывавшему, что «коммунистическая система» служит основой для возникновения нового привилегированного класса, которым является бюрократическая верхушка партии и государства, обладающей неограниченной властью. Концепцмю продолжил М.Восленский, употреблявший вместо «нового класса» термин «номенклатура».

Советская элита.Поколенческий анвлиз До сих пор мы говорили о советской элите в целом. Но эта элита претерпела сложную эволюцию: каждое новое поколение этой элиты и похоже на предыдущее, и, вместе с тем, значительно отличается от него. Поэтому эволюцию советской элиты можно представить как смену поколений элиты, каждое из которых обладает специфическими характеристиками.

Можно вычленить четыре поколения этой элиты. Первое ¾ «ленинская гвардия», осуществившая революцию, мечтавшая о мировой революции, рассматривавшая российскую революцию как базу революции всемирной; в ее костер они готовы были бросить страны и народы, включая свой собственный. Внутри этой элиты разворачивается ожесточенная междоусобная борьба за власть после смерти Ленина.

Второе поколение этой элиты ¾ сталинисты, жестокие, дисципли-нированные исполнители воли Сталина, фанатично преданные харизма-тическому вождю. Происходит смена ориентаций этой элиты – курс на построение социализма в «отдельно взятой стране», на модернизацию милитаристско-мобилизационного типа, «подстегиваемую» широкомас-штабными репрессиями, которые ряд политологов квалифицирует как геноцид по отношению к собственному народу.

Третье поколение советской элиты ¾ элита бюрократии и партийных функционеров, лидерами которой были Хрущев и особенно Брежнев, максимально расширивший ее права и «вольности». Это был период институцизации и рутинизации номенклатурной элиты, время относительно стабильных элитных карьер. В конце этого периода – в 70-х – первой половине 80-х годов у власти находится геронтократическая элита застоя.

Наконец, четвертое (и последнее) поколение советской элиты – «перестроечная» элита. По своему составу она была неоднородной, хотя политически в ней преобладали реформаторы во главе с Горбачевым, стремившиеся модернизировать застойную социально-политическую систему, построить социализм «человеческим лицом», проводивших курс на гласность и демократизацию режима. Трагедия этой элиты заключалась в том, что у нее были определенные пределы ее реформаторства, связанные с советским партократическим режимом. Социально-политическая система, которой они управляли, была принципиально не реформируема, она нуждалась не в модернизации, а в трансформации в иную социально-политическую систему. Но эта функция не могла быть выполнена этой элитой (тогда она и не была бы советской элитой), она была выполнена уже пост советской элитой. Правление этой элиты многие политологи рассматривают (и не без основания) как размен власти на собственность.

Шесть с лишним лет перестройки были периодом резких персональных изменений в правящей элите общества, но она сохранялась как та же социальная группа.. И уже только по этой причине перестройка была обречена. Таким образом, хотя перестройка привела к беспрецедентным изменениям в составе элиты, она не была сменой элит, она была трансформацией той же самой элиты. Смена элит осталась на повестке дня.

Одним из результатов перестройки была конвертация власти правящей элиты в собственность. А далее на повестку дня поставлена конвертация собственности на власть.

Лекция 13
Постсоветская элита

1. Произошла ли смена элит?

2. Структура постсоветских элит.

3. Политико-административная элита

4. Экономическая элита

5. Культурная элита

6. Региональная элита

7. Взаимоотношение элит: конфликт или консенсус?

Главное в элитологии – как оптимизировать отношение элита–массы, где приоритетом будут интересы масс (элита для народа, а не народ для элиты) – это и есть демократия. Важно и другое –взаимоотношения между элитными группами, между элитами. Сегодня политологи пишут о наметившемся расколе в российских элитах –между олигархами и «чекистами» (речь идет о верхушке «силовиков» и чиновничества). В этой связи интересен вопрос: а что лучше для населения – единая, сплоченная элита или расколотая на конкурирующие группы? Ответ неоднозначен. Для стабильности политсистемы предпочтительнее единая элита. Раздрай в элитах –угроза для стабильности. Но наличие конкурирующих групп в элите полезно для демократии: эти группировки вынуждены обращаться за поддержкой масс, их роль возрастает, они– арбитр. И вообще народу не следует полагаться на правящую элиту, чтобы не остаться в дураках (у элиты – свои групповые интересы, не совпадающие с массовыми). Ныне некоторые элитологи пишут о «восстании элиты» против масс. У элит – своя субкультура, свои жизненные стандарты, свои предпочтения, свой менталитет, своя ценностная ориентация (в основном прозападная), они и детей своих предпочитают обучать в США или в ФРГ, что заставляет задуматься над вопросом: а наша ли эта элита? Итак, будем надеяться не на правящую элиту, а прежде всего на самих себя, будем активно создавать гражданское общество, которое выделяет свою неформальную элиту, и будем строго контролировать элиту правящую. В условиях гражданского общества не элита распоряжается народом, а народ нанимает политических управленцев, менеджеров, чтобы те эффективно управляли обществом в интересах большинства, и увольняет этих управленцев, если они не выполняют эти функции. Это будет трагедия для авторитарной элиты, но зато открывает перспективы для не контролируемой, а подлинной демократии.

Лекция 14
Рекрутирование политических элит

1. Процесс рекрутирования элит и его особенности

2. Типология рекрутирования элит.

3. Рекрутирование элит в России Традиции местничества. Номенклатура. Неономенклатура.

4. Сравнение российского и американского опыта рекрутирования элит

Очевидно, что качество элиты во многом зависит от принципов ее рекрутирования. Политическое рекрутирование ¾ это вовлечение людей в активную политическую жизнь. И важнейшее место в нем занимает процесс рекрутирования политической элиты, посредством которого формируются законодательные и исполнительные органы государства, правительственный аппарат, руководящие кадры государственных учреждений. Исследовать процесс этого рекрутирования – значит исследовать политический процесс с точки зрения того, как люди вовлекаются в политику, выдвигаются на руководящие политические посты (в том числе становятся политическими лидерами), устанавливают политические контакты, как они делают политическую карьеру.

В стабильных политических системах рекрутирование элиты институтизировано, то есть осуществляется в соответствии с тщательно разработанными процедурами (обычно освященными традициями), в результате чего персональный состав элиты с большей или меньшей периодичностью обновляется, а сама политическая структура остается в значительной степени неизменной. По-иному обстоит дело в условиях крутой ломки политической системы, в периоды политической нестабильности. Тогда происходит трансформация или смена элит; люди, занимавшие ключевые позиции в государственном управлении, лишаются своих постов; возникает много вакансий, которые заполняются с нарушением обычных рутинных норм. Недостатка в желающих занять элитные позиции общество никогда не испытывает, что стимулируется высоким статусом управленческой деятельности, престижем, возможностью получения ряда привилегий, в том числе материальных. Иное дело – насколько квалифицированным оказываются новобранцы на элитных позициях, каковы их моральные и деловые качества.

Система рекрутирования элиты имеет исключительную важность для политической системы; она может либо обеспечить более или менее равные возможности доступа к власти всем гражданам либо ограничить эти возможности, а то и вовсе лишить этих возможностей. Одна из характерных черт подлинно демократической политической системы – создание возможностей для каждого гражданина достичь такого положения, которое дает ему право считаться членом политической элиты.

В процессе рекрутирования политической элиты важнейшие моменты ¾ широта ее социальной базы, круг лиц, осуществляющих отбор элиты (селекторат), наконец, процедура, механизм этого отбора. Опыт завершающегося тысячелетия свидетельствует о том, что закрытая элита, которая формируется из представителей узкого привилегированного слоя, воспроизводится на своей собственной ограниченной базе, неминуемо деградирует, загнивает, рано или поздно уступая место обществу с более открытой элитой, что ведет к изменению всей социально-политической структуры. И чем более закрытой является элита, чем уже ее социальная база, тем меньше у нее шансов продлить свое господство, выжить в соревновании с другими социально-политическими системами.

Качество элиты зависит от способов ее рекрутирования, от того, насколько элита «прозрачна», открыта для наиболее активных, образованных, способных к инновациям людей из всех классов и слоев общества, а также от того, существуют ли заслоны на пути вертикальной социальной мобильности для людей случайных, нравственно нечистоплотных, т.е. действительно ли в элиту попадают наиболее достойные в нравственном и интеллектуальном отношении люди.. Закрытый тип рекрутирования элиты является исторически первым. Как правило, он господствует в традиционном обществе. Открытый тип превалирует в современном обществе он является результатом развития политической системы, ибо требует для своего функционирования высокого уровня полити-ческой культуры. Первый тип характеризуется, прежде всего, узостью социальной базы этой элиты. Это – господствующий класс, слой, сословие, который и монополизирует политическую власть; все элитные позиции заняты его ставленниками. Поскольку данный тип рекрутирования элиты сужает социальную базу последней, препятствует занятию элитных позиций наиболее способными людьми из низших страт общества, инакомыслящими и т.д., она обрекает политическую систему на застой, последняя неминуемо вырождается, утрачивает способность к эффективному управлению), по существу провоцирует образование контрэлиты, превосходящей правящую элиту по своим интеллектуальным и пассионарным показателям, которая использует недовольство масс существующей социальной системой для ее свержения, для смены элиты. Идеальной целью рекрутирования элиты является выдвижение на руководящие позиции наиболее компетентных, достойных (меритократический принцип).

Лекция 15
Элитное образование

1. Понятие элитного образования. Элитное и элитарное образование

2. История элитного образования

3. Опыт элитного образования в России

4. Элитное образование и социальная справедливость

5. Социология элитного образования. Функциональная и конфликтная модели элитного образования
Сравнительный анализ элитного образования в современных развитых странах

6. Мировой опыт элитного образования и модель МГИМО

В современном информационном обществе, в котором главной ценностью становится информация и, соответственно, «информационный человек», неизбежно возрастают требования к образовательной системе. Постиндустриальные структуры постоянно будут остро нуждаться в производстве высококвалифицированной элиты, меритократии, необходимость в которой будет увеличиваться по мере их общего развития.

Мировая философско-социологическая мысль все более приходит к выводу, который поверхностному взгляду может показаться недемократическим: научный и в целом культурный потенциал страны в современном информационном обществе определяется не столько средним уровнем участвующих в социально-экономическом процессе, сколько потенциалом ее культурной элиты. Именно поэтому особо важная задача системы образования видится в поиске и развитии потенциальных способностей и талантов, прежде всего, подрастающего поколения.

Пожалуй, наиболее отчетливо эта проблема осознается в наиболее развитых, продвинутых странах. Там идет настоящая охота за талантами во всех важнейших областях человеческой деятельности - в политике, бизнесе, науке, искусстве (в том числе поиски их и за рубежом, инициируя «утечку мозгов» из менее развитых стран, еще более увеличивая свой научно-технический отрыв от них).

Войдет ли Россия в ХХ1 век как великая держава или же окажется на периферии человеческой цивилизации? Наше будущее закладывается сегодня, оно в решающей степени будет определяться молодым поколением, которое начинает жить и творить в новом тысячелетии, В современном мире получает шанс стать процветающей страной такое государство, которое создает максимальный простор для реализации творческих потенций человека, для выявления талантов и способностей людей и сумеет поставить их на службу обществу. Поэтому общество должно искать, выявлять таланты и способности своих членов и, желательно, как можно раньше, с детского возраста, развивать и пестовать их. Известно, что коммуникационные способности, например, качества лидера, формируются уже в раннем возрасте.

Для того, чтобы выявить и развить эти таланты, нужны определенные предпосылки и, среди них, создание равных стартовых возможностей для молодого поколения, возможности вступить в конкурентную борьбу за получение образования самого высокого уровня, которое явилось бы ключем к восходящей социальной мобильности. Именно при этом условии к высшим, наиболее престижным позициям в обществе придут действительно наиболее талантливые, честные люди, могущие обеспечить оптимальное управление обществом,

Таким образом, любая социальная система, и особенно в условиях постиндустриального общества, нуждается в организации подготовки элиты, в системе элитного образования, желательно как можно более открытого. В современных условиях та система, которая закрывает путь наверх талантам (или хотя бы ставит препоны на их пути, недостаточно широко открывая двери социальной мобильности, неважно, по каким причинам - идеологическим, социально-классовым, национальным или иным), обречена.

Понятие элитного образования. Термин «элитное образование» используется в литературе неоднозначно, порой в разных смыслах. Прежде всего, элитным называют образование высокого качества (в англоязычной литературе - high quality education ). Этот термин используется помимо этого и в ином смысле. Под ним понимают также образование, нацеленное на подготовку элиты - политической, экономической, культурной. Во втором случае главный вопрос: кого готовят к занятию элитных позиций? Выходцев из элитных семей, из богатых и знатных, подготовку замены родителей детьми, чтобы воспроизводить элиты таким «естественным» способом? Или же следует искать одаренных детей, талантливую молодежь во всех социальных стратах общества? Первый подход - назовем его «элитарным образованием» - означает систему закрытого образования, он обрекает на деградацию элитное образование, да и саму подобную элиту. Применительно к России это бы означало подготовку к элитным позициям детей высших государственных чиновников и «новых русских», имеющих возможность нанимать дорогостоящих репетиторов, причем из преподавателей элитных учебных заведений. И только второй подход отвечает задаче создания элиты высокого качества.

Литература :

Афананасьев М.Н. Правящие элиты и государственность посттоталитарной России, М. – Воронеж,1996; Ашин Г.К. Современные теории элиты, М.,1985; его же: Элитология: становление, основные направления, М.,1995; Элитология. Политическая элита, М.,1996; Основы элитологии, Алматы,1996; Элитология. Смена и рекрутирование элит, М.,1998; Курс истории элитологии,М.,2003; . Ашин Г., Охотский Е.,Курс элитологии, М.,1999; Ашин Г.,Понеделков А.,Игнатьев В.,Старостин С.,Основы политической элитологии,М.,1999; Гаман-Голутвина О.В. Политические элиты России, М.,1998; Понеделков А. Элита (политико_административная элита) Ростов-на Дону,1995; Карабущенко П.,Элитология Платона, Астрахань,1998.

Summary. The term «elitology» is a Russian innovation of the end of the 20 th century. It was introduced to meet the needs of a complex discipline dealing with the elite phenomenon which integrates the achievements and methods of philosophy, political science, sociology, history, psychology, cultural studies. In the Russian and world science elitological problems are being solved mainly by sociology and political science. The article shows the insufficiency of these approaches, the necessity of wider ways of approach which are characteristic for philosophy /including elitological ontology, elitilogical epistemology, elitological philosophical anthropology/. The article also emphasizes the role of philosophy as the theoretical basis for solving elitological problems. Thus, the distinguishing between the approaches of political philosophy and political sociology turns out to be euristic as far as the solution of such disputable problems of elitology as the definition of the elite notion, relations between elitism and democracy, typology of elite recruiting, etc., are concerned.

Philosophical dimensions of elitology

Elitology has been formed on the basis of social and political philosophy. But it integrated the achievements and methods of other sciences, representing interdiscipline knowledge which lies at the joint of social philosophy, political science, sociology, history, psychology and cultural studies.

In a broad sense elitology is based on the teaching of differentiation of being, connected with its hierarchization /the key problem for understanding the elite phenomenon/, as well as on synergetics. But let’s get narrow the subject of elitology to the social dimension. It should be mentioned that one of the first thinkers to view society as a system in the state of dynamic balance was V.Pareto, a well-known classic of elitology. In this connection I would also like to mention the contributions by A. Bogdanov and T. Kotarbinsky who developed the systems approach in their respective theories of tectology and praxiology with most fruitful applications especially in the understanding of the functioning of political/administrative elites.

By inquiring into the processes of social differentiation and stratification, elitology emerges as a science dealing with the highest stratum in any system of social stratification, of its special functions of controlling system as a whole or some of its subsystems, and working out the norms and values that serve to self-preservation and development of the system. The elite includes the most respected persons who serve as the reference group and whose values other members of the society pattern their behaviour on. They are either upholders of traditions that help integrate and stabilise the society or, under different circumstances (usually situations of crises), the most active, ‘passionary’ members of the society – sources of innovations. Thus, elitology is a science dealing with elites, the foundations of the social differentiation, its criteria and legality. It goes without saying that this science requires the development of corresponding category network, including the definition of eliticity.

Finally, often /and first of all in political science/ elite is used in the narrow sense of the term , i.e. as politico-administrative elite. It is this part of elitology that became /probably without sufficient reasons/ the most wide-spread one though it is only one of many elitological disciplines. In the narrow sense elitology (to be more specific, political elitology) studies the process of social-political management; its primary task is understood as identification of the highest social stratum which directly exercises this management (managers as opposed to the managed), in other words, the composition of elite, its structure, the laws of its functioning, its coming to power and holding this power, its legality as a ruling stratum under condition of acknowledgement by mass followers its leading role in the social process, reasons for its decline, degradation (resulting mainly from its ‘closedness’), its departure from the historical arena, transformation and change of elites.

The structure of elitology as a subject of study includes the history of elite studies, i.e. the history of elitology, studies of its laws – laws of its structure, links between its elements /political, economical, cultural elite and others/ that are usually subsystems of elite as an integral system, the laws of elite functioning, the interaction between elements of this system, the role of each of these elements as far as elite is concerned as an integrate phenomenon, laws of interdependence and subordination of the system elements and, finally, laws of the development of this system, its transition from one level to another, usually a higher one, to a new type of connections within it.

The term elitology is a Russian neologism. First introduced in 1980s, it spread widely among Russian social scientists since late 1990s which saw publication of about a thousand new works on the subject resulting in the emergence of what may be called a Russian school of elitology.

Unfortunately, our foreign colleagues are not in a hurry /for the time being?/ to acknowledge the necessity and legality of this term or its equivalent which has not offered yet. One can assume that the term «elitology» grate on the ears of those for whom English is a native language. It is no mere chance that they use the term «political science» instead of «politology» and «cultural studies» instead of «culturology». We do not insist on the term though; as a Russian proverb goes: «Call me a pot, if you will, but don’t put me into the stove». Indeed, it is not the sign but its meaning that is of importance, here, too, the accent is not on the term, but on its contents.

In recent years the author had a chance to discourse on elite problems on a number of occasions, including international congresses and conferences and lectures at US and German universities. I was typically asked to deliver lectures and teach special courses under customary (in the USA and Western Europe) names of Sociology of Elite , if intended for departments of social sciences, and Political Elites , if intended for departments of political science. In fact, do such courses as Political Elites and Sociology of Elite , Theories of Elite as read at Western universities cover all elitological problems? They are rather parts of elitology dealing with different aspects of the elite phenomenon. This fragmentary approach makes it impossible to treat its object, the elite, as an integral whole, as a system with its own laws of functioning and development, to grasp the relations within the elite and between the elite and the society at large in all their varieties. It is this integral approach to the phenomenon of elite that elitology, especially the Russian school of elitology, insists on. As to the very term elitology , one should not exaggerate its importance: like any other piece of scientific vocabulary it is just an aspect of a concept, even if a key aspect. Elitology is the broadest term that encompasses all elite studies, regardless of the value preferences of this or that scholar, regardless of whether he/she is an apologist or a critic of elites. Elitology seeks to be a science, not an ideology.

It was argued (not without reason) by foreign colleagues that elitology is a clumsy term insofar as it combines roots of different origins – one, Latin, one, Greek. The author’s answer was that he would gladly use the term aristology (free of this flaw) but for the fact that the term elite introduced by V. Pareto (deficient in many aspects) has by now become an established, indeed, term, and substitution of a new word would only bring greater terminological confusion. Another objection against introduction of the term elitology was that one should not increase the number of scholarly disciplines, following W. Ockham’s famous methodological principle of not multiplying the number of essences. In defence of my position, I had to point out that Ockham’s maxim was not quoted in full: the English scholar objected to multiplying the number of essences ‘without reason’. Here we seem to have every reason for introduction of a new term: elites are salient in history in general and in Russia’s democratic transition in particular.

But let us come back to courses read at West European and US universities and dealing with particular elites and/or particular aspects of elite studies. Courses called Theories of Elite usually centre on historical or political issues. An interesting course called Elitism and based on a monograph of the same name by I. Field and J. Higly promotes an ‘elite paradigm’, but this is just one of paradigms that, specifically, takes no notice of the egalitarian paradigm, and for this reason alone it may not claim to cover the entire field of elitology. Neither can we be satisfied with elitarist approaches in the spirit of F.Nietzsche and J.Ortega y Gasset, for both take the mass/elite dichotomy for granted, unquestionably accept it as a norm of civilised society, ignore or underestimate the possibility of analysing and interpreting the phenomenon of elite from the egalitarian standpoint that sees the very existence of elite as an outrage against democracy and objects to its perpetuation.

Courses like Political Elite may claim even less to encompass the entire field of elite-related problems. The overwhelming majority of contemporary scholars recognise plurality of elites: political, economic, religious, cultural, etc. But if the word elite occurs in any context without a specifying adjective, one may be certain that it is political elite that is in mind. This is a sure sign of the predominance of political elite in public mind and indicates that non-political elites are forced into the background. This is a sad phenomenon, in my opinion, for it implies the priority or, stronger still, the superiority of political elites. For it seems more appropriate that the highest status in the hierarchy of elites (socially dominant groups) belong to the cultural elite – to creators of new cultural norms and values.

Perhaps, the closest to the subject of elitology is sociology of elites. However, the latter’s field is far narrower than that of the former. Nor should one overestimate the importance and efficacy of sociological methods: elitology seeks to supplement them with methods practised in philosophical, cultural and psychological studies. The sociological approach developed by V. Pareto is an important part, but still only a part of elitology. The Russian school of elitology, therefore, advocates the system approach as a more promising one.

The Russian school of elitology is the child of the last fifteen years. Its emergence is easily explained. The elitological problems were taboo in the Soviet Union. Studies of Soviet elite were censured as ideologically unacceptable. The official ideology saw elite as an attribute of ‘antagonistic’ class societies, hence impossible in the classless socialist society, although the existence of the privileged stratum of Soviet bureaucracy (indeed, an elite) was an open secret. The subject-matter of elitology could thus enter Soviet social science only through the back door, by means of criticism of bourgeois sociology – a permitted genre, though the very term bourgeois sociology made no more sense than, say, bourgeois physics .

It is not surprising therefore that Russian elitology was born in the course of the nation’s democratic transition. With censorship abolished, the studies of elites boomed. One may say that Russia earned its right to elitology. It suffered so much from the unchallenged rule by incompetent, authoritarian (one may even say, totalitarian), often corrupted elite. It felt acute need for a scholarly discipline that could optimise norms and requirements for elite education, recruitment and means of democratic control over the elites.

Russian elitology has had important local roots. It could draw on the powerful traditions of the Russian pre-revolutionary philosophy, politiology and sociology as represented by such outstanding figures as N. B erdyaev, M. Ostrogorsky, P. Sorokin, I. Ilyin, G. Fedotov, whose contribution to elitology can hardly be overestimated.

Elitology is a complicated discipline that includes philosophical elitology, sociology of elites, political elitology, elitology of history, as well as history of elitology, elitological psychology (studying motivations for power, psychological peculiarities of elite strata, etc.), cultural elitology (studying elites in their functional role as creators of cultural values and the interdependence of the elite and mass cultures), comparative elitology (studying general laws and peculiar features of elites in various countries/cultures), elite education and elite pedagogy. This is naturally not a complete list.

Philosophical elitology is the highest level of generalization in elitology. It also has a complicated structure. One may distinguish between elitological ontology, elitological epistemology (studying, among other, sacral knowledge, esoteric gnotheology), elitological axiology, elitological philosophical anthropology.

Ontological elitology enquires into heterogeneity, differentiation and hierarchy of being. It is at this level that the problem of eliteness and eliticity is considered in its widest context. It should be noted here that heterogeneity and hierarchy of being was the focal point of ancient (Pythagoras, Heracleitus, Socrates, Plato) and medieval (St. Augustine, Thomas Aquinas) philosophy, debated by modern and 20th-century philosophers (N. Berdyaev, J. Ortega y Gasset).

It is primarily elitological epistemology that allows us to draw the vital distinction between the elitarianism (as characterised by ‘closedness’) and elitism (as characterised by greater ‘openness’). The elitarian gnotheology sought to a theory of esoteric knowledge for the ‘chosen’ ones, those initiated into secret wisdom and practices and marked by special grace; it emphasised occult knowledge, intuition and inspiration. Disintegration of primitive cultures resulted in social hierarchies based not only on social class differences, but also on unequal access to sacred knowledge. This secret knowledge was the symbolic capital of these proto-elites and legitimised their claims to social privileges. Elitarian esoteric knowledge was sought for millennia by earliest Indian and Chinese philosophers, including Brahmans and Taoists, pre-Socratic Greek philosophers (like Pythagoreans) and conceptualised in Plato’s theory of eidetic knowledge. It was later developed by theosophists, such as Meister Eckhart, Swedenborg), H.Blavatsky. R.Steiner, the founder of anthroposophy, devoted himself to the development of speculative mysticism in the traditions of theosophy. This mystic, occultist, esoteric theory of knowledge with its elitarian bias should be contrasted to classical epistemology as represented by Kant which can be properly called ‘elite’ (considering its profundity, its critical, as well as open to criticism, character).

Elitological philosophical anthropology and elitological personalism is a tradition that originates in Confucius and Plato and is upheld in the 20th century by N. Berdyaev and E. Mounier. It addresses the complex issue of personality and focuses on the process of self-perfection taking men/women to the level of elite. Personal ‘elitisation’ has been the focal point of religious philosophies, from Buddhism (with its notion of ‘enlightened’ person) to contemporary philosophical anthropology which aspires to transcend all pre-set limits.

We have started out exposition of elitology with the branch thereof which had been the core of elite studies once but was largely ignored in more recent times, viz. philosophical elitology, and concluded it with what is nowadays its most favoured branch, political elitology. It is high time to correct this injustice and draw elitologists’ attention again to the philosophical basics of their own field required to develop a comprehensive and convincing general theory of elitology.

РЕЗАКОВ МАКСИМ РАВИЛЬЕВИЧ

ЭЛИТОЛОГИЯ

СОЦИОЛОГИЯ

Введение.

I.Классические теории элит.

Основоположники и классики элитологии.

II.Современные теории элит.

Основные направления современной элитарной теории.

III.Политическая элита в России.

Политическая элита и аппарат органов государственной власти: диалектика взаимодействия.

Заключение.

Библиография.

Введение

В процессе становления российской демократической государственности и формирования отвечающим современным условиям политической элиты важное место принадлежит изучению анализу и использованию исторического опыта. Общеизвестно, что без знания того, как развивались элитологические теории в прошлом, не­возможно научное решение вопросов элиты сего­дня,как говорил великий Гегель ’’изучение прошлого помогает лучше понять настоящее и разглядеть буду­щее’’. Таким образом, изучение исторических фактов позволит учесть уроки прошло­го в сегодняшних условиях.

Проблемы изучения теории элит от­ражены в работах многих авторов, таких как Ашин, Охотский,Миллс и многих других.Но вы то же время элитология молодая наука только начавшая свое формирование несмотря на то что теории элит ведут свое начало с древнейших времен, с времен первых элитологов Платона и Аристотеля.

Объект нашего исследования –классические и современные теории элит.И политические элиты в России.Эта тема одна очень актуальна на сегодняшний период так как все мы являемся свидетелями глубоких качественных перемен и трансормаций, которые характеризуют современный мир, это в полной мере касается и России. В этой связи закономерен и естественен интерес общества к проблеме лидерства, к современным теориям и их истокам.

Несмотря на то, что исследование является социологическим, в ходе него использованы методы и приемы чисто исторического исследования. Методологическим принципом изучения истории и тории элит является принцип системного подхода. Это прежде всего признание того, что явле­ния общественной жизни рассматриваются не изолированно, а во взаимной связи, как некая целостность.

Предлагаемая работа освещает основные вопросы классических и современных теорий элит и поскольку накопленный в нашей стране опыт интересен и многообразен то и политические элиты в России.

I. Классические теории элит.

Основоположники и классики элитологии.

Речь пойдет о процессах формирования собственно элитологии и ее авторах, т.е. о периоде, охватывающем последнее столетие. При­знанными основателями элитологии и ее «патриархами» являются итальянские социологи Г.Моска, В.Парето, Р.Михельс. Им удалось достаточно предметно и конкретно сформулировать основные по­ложения научно-философской концепции элиты, представить их в форме определенной системы взглядов относительно того социаль­ного слоя, который в силу обладания наибольшим количеством позитивных качеств, видов ценностей и приоритетов (власть, бо­гатство, происхождение, культура, сила воли, место в церковно-духовной сфере и т.д.) занимает наиболее влиятельные позиции в общественной иерархии.

К представителям первого поколения элитологов, научная дея­тельность которых приходится на конец XIX-первую треть XX века, относятся также французский политолог Ж.Сорель, выдающийся немецкий социолог М.Вебер, испанский культуролог и политолог Х.Ортега-и-Гассет.

Они сформулировали азбуку современной доктрины элитариз­ма. Их многочисленные последователи развивали и переосмысли­вали отдельные положения, но фундаментальные основания оста­ются и поныне практически незыблемыми. Именно они сделали элиту предметом специального исследования, попытались дать ей дефиницию, раскрыть структуру, законы функционирования, роль в социальной и политической системе. Особую практическую зна­чимость имеют открытые ими закономерности циркуляции и смены элит, элитарная структура общества как необходимость и как нор­матив".

Пальма первенства в формулировании современных теорий эли­ты принадлежит Гаэтано Моске и Вильфреду ГТарето. Причем меж­ду этими авторами и их последователями шел и продолжается спор о приоритете. В.Парето стал знаменит, пользовался европейской известностью задолго до того, как стал известен Моска. Но целос­тную концепцию правящего класса, его роли в социально-полити­ческом процессе (в первых трудах Моски термин «элита» отсутству­ет, зато его широко использует Парето) впервые выдвинул именно Моска. Позднее Моска обвинял Парето (не без некоторых основа­ний) в принижении его заслуг в разработке теории политической элиты, сетовал на то, что тот не сослался должным образом на его работы, которые знал и в значительной мере использовал. Во вся­ком случае, и Моска, и Парето высказали ряд сходных идей. Они достаточно убедительно доказали, что наличие сильной правящей элиты во главе с авторитетным лидером - непременное условие дина­мичного развития общества.

Концепция правящего класса как субъекта политического про­цесса была сформулирована Гаэтано Моско в книге «Основы по­литической науки», вышедшей в 1896 г. и получившей широкую известность после второго переработанного и расширенного изда­ния в 1923 г. Но особенно возросла популярность Моски после пе­ревода его книги на английский язык под названием «Правящий класс». Обратимся к этой книге - классике элитологии.

Исходный пункт концепции Моски - деление общества на гос­подствующее меньшинство и политически зависимое большинство (массу). Господство элит - закон общественной жизни. Вот как формулирует Моска свое кредо по этому поводу: наличие правящих слоев становится очевидным даже при самом поверхностном взгля­де. (Обратим внимание на эту мысль, которой обычно не придают значения и в которой, может быть, больше смысла, чем первона­чально вкладывал в нее даже сам ее автор). Моска фиксирует наше внимание на том, что очевидно уже на уровне обыденного созна­ния - наличие в обществе управляющих и управляемых, то есть обыденное сознание, которому чаще всего мало ясны причины де­ления общества на классы, не улавливает сущности социально-по­литических отношений. В любой общественной системе есть власть имущие и есть безвластные. Во всех обществах, начиная с едва приближающихся к цивилизации и кончая современными передо­выми и мощными обществами, всегда взаимодействуют два соци­альных класса - класс, который правит, и класс, которым пра­вят. Первый класс, всегда менее многочисленный, выполняет все политические функции, монополизирует власть, в то время как другой, более многочисленный, управляется и контролируется пер­вым . Причем таким способом, который обеспечивает функциони­рование политического организма. В реальной жизни мы все при­знаем существование такого класса. Не случайно эту мысль при­водит и комментирует большинство исследователей элитаризма как классическую формулировку основ теории элит.

Но поскольку управление общественными делами всегда нахо­дится в руках меньшинства влиятельных людей, с которыми со­знательно или бессознательно считается большинство, Моска ста­вит под сомнение сам термин демократия. Демократию он счита­ет камуфляжем все той же власти меньшинства. Ее он называет плутократической, признавая, что именно в опровержении демок­ратической теории в основном заключается задача его теоретичес­кого поиска.

Но ведь известно, что власть меньшинства над большинством в той или иной степени легитимизируется, т.е. осуществляется с со­гласия большинства. Чем же объясняет этот феномен Моска? Прежде всего тем, что правящее меньшинство всегда является организован­ным меньшинством, ... во всяком случае, по сравнению с неорганизо­ванной массой.Суверенная власть организованного меньшинства над неорганизованным большинством неизбежна. Власть всякого меньшинства непреодолима для любого представителя большинства, который противостоит тотальности организованного меньшинства.

Однако есть и еще одно обстоятельство, легитимизирующее эту власть: это то, что представляющие ее индивиды отличаются от остальной массы такими качествами, которые обеспечивают им материальное, интеллектуальное и даже моральное превосходство. Другими словами, представители правящего меньшинства неиз­менно обладают свойствами, реальными или кажущимися, кото­рые глубоко почитаются в обществе, в котором они живут. Глав­ные среди них - образование, смелость, гибкость, сила убежде­ния, готовность использовать силовые методы по отношению к противнику. Эти качества крайне важны для представителей пра­вящих сил, ибо массы, по мнению Моски, в принципе апатичны и всегда склонны благоговеть перед силой. Только при сильном лидере массы успокаиваются, а элита становится неуязвимой.

Весьма убедителен тезис Моски и о необходимости для власть имущих материального и морального превосходства, а также воен­ной доблести, которая, по его мнению, особую роль играла на ранних стадиях развития общества, а сейчас такой роли не играет, хотя и имеет немаловажное значение. В обществах, отличающих­ся высоким уровнем цивилизации, особую значимость приобретает интеллектуальное превосходство управленческого меньшинства и богатство. Доминирующей чертой правящего класса стало в боль­шей степени богатство, нежели воинская доблесть; правящие ско­рее богаты, чем храбры. И далее: В обществе, достигшем опре­деленной стадии зрелости, где личная власть сдерживается властью общественной, власть имущие, как правило, богаче, а быть бога­тым - значит быть могущественным. И действительно, когда борьба с бронированным кулаком запрещена, в то время как борьба фун­тов и пенсов разрешается, лучшие посты неизменно достаются тем, кто лучше обеспечен денежными средствами.

По мнению Моски, связь тут двусторонняя: богатство создает политическую власть точно так же, как политическая власть создает богатство. Здесь проявляется внешнее сходство позиций элитарис-тов с марксистской концепцией общественного устройства. Но это только видимость. Моска, в отличие от Маркса, утверждал, что фундаментом общественного развития служит не экономика, а по­литика, не базисные отношения, а надстроечные, политические. И вот почему. Правящий или политический класс концентрирует руководство политической жизнью в своих руках, объединяет ин­дивидов, обладающих «политическим сознанием» и решающим вли­янием на экономику, на экономическую элиту. С переходом от одной исторической эпохи к другой изменяется состав правящего класса, его структура, требования к его членам, но как таковой этот класс всегда существует, более того, он определяет истори­ческий процесс. А раз так, то задача элитологии состоит в исследо­вании условий существования правящего политического класса, удержания им власти, механизмов взаимоотношений с массами.

Глава 1. Элитология как наука ................................................……..3

Глава 2. Генезис элитологии. Протоэлитология .................……. 26

Глава 3. Классики элитологии конца ХIХ – начала ХХ веков ...73

Глава 4. Эволюция элитологии и ее типология ......................…..98

Глава 5. Методологические установки элитизма .....………….. 132

Глава 6. Элита: спор о термине ...............................................….174

Глава 7. К истории российской элитологии ..........................…..222

Глава 8. История американской элитологии ...............................243

Глава 9. Спор о структуре власти и структуре элит США ….. 269

Глава 1. Элитология как наука

Предмет элитологии. XX век резко подхлестнул процесс дифференциации и интеграции наук. Причем новые научные дисциплины все чаще формируются не просто как специализированные области уже сложившихся научных дисциплин, а именно как дисциплины, интегрирующие достижения разных, главным образом, смежных наук (а порой и весьма далеких друг от друга), причем часто методы и концепции одной науки оказываются эвристическими при решении проблем, возникающих перед другой научной дисциплиной. Именно такой комплексной научной дисциплиной, все более претендующей на самостоятельный статус, является элитология. Она сформировалась в русле социальной и политической философии, но она интегрировала достижения и методы других, смежных дисциплин. Элитология сложилась как комплексное междисциплинарное знание, лежащее на стыке политологии, социальной философии, политологии, социологии, всеобщей истории, социальной психологии, культурологии.

Кстати, наука как таковая всегда элитарна, и ее развитие – это сохранение лучшего (и отбрасывание худшего), которое становится достигнутым уровнем, на котором вновь выявляется лучшее, новое, прогрессивное – то есть развитие науки и есть выбор элитного и, в известном смысле, она – практическое применение элитологии.

Элитологию в предельно широком смысле можно рассматривать как науку о дифференциации и иерархизации бытия, его упорядоченности, структурализации и эволюции. Известно, что движение от хаоса к упорядоченности – содержание процесса развития – включает в себя дифференциацию бытия, с которой неразрывно связана его иерархизация (ключевая проблема для понимания феномена элиты). Но не будем расширять предмет элитологии, хотя бы потому, что вследствие этого она потеряет свою специфику. Пожалуй, гораздо точнее будет сказать, что элитология в широком смысле основывается на учении о системности бытия, (а, следовательно, на общей теории систем), его дифференциации и иерархизации, на законах термодинамики (энтропии и негэнтропии), синергетике. Общая теория систем имеет предельно широкую область применения. Почти каждый предмет может быть представлен как определенная система, т.е. определенная целостность, состоящая из элементов, находящихся в о отношениях, связях друг с другом, составляющих определенное единство; причем можно выявить иерархию этих отношений, их субординацию (каждый элемент системы может рассматриваться как подсистема, то есть система более низкого порядка, как компонент более широкой системы).

Разумеется, указанные зависимости не раскрывают специфики элитологии, они скорее указывают на те знания и принципы, от которых отталкивается элитология, на которых она основывается. Они в лучшем случае могут быть лишь предварительными замечаниями по поводу того, на какие методологические установки опирается элитология.

Отметим, что иерархичность свойственна не только морфологии определенной системы, но и ее функционированию: отдельные уровни системы ответственны за определенные аспекты ее поведения, функционирование системы как целого является результатом взаимодействия всех ее уровней, причем управление системой в целом осуществляется ее высшим уровнем. Таким образом, в сложных динамических системах можно выделить управляющую и управляемую подсистемы, зафиксировать явление субординации – важнейший момент, объясняющий проблему элиты и элитности. Среди наиболее сложных динамических систем особый интерес представляют биологические и, разумеется, социальные системы, причем последние, собственно, и являются специфическим предметом рассмотрения элитологов. Отметим, что одним из основателей подхода к обществу как к системе, находящейся в состоянии динамического равновесия, был признанный классик элитологии В.Парето. В этой связи хотелось бы отметить также разработку системного подхода в тектологии А.А.Богданова и праксиологии Т.Котарбинского, которые особенно плодотворны применительно к пониманию функционирования политико-административной элиты.

Теперь сузим предмет элитологии до социальной элитологии, которая и есть элитология в собственном смысле слова. Элитологию можно рассматривать как науку о социальной дифференциации и стратификации, точнее как науку о высшей страте в любой системе социальной стратификации, об ее особых функциях, связанных с управлением системой в целом или тех или иных ее подсистем, в выработке норм и ценностей, которые служат самоподдержанию системы и ее развитию, ориентируют ее на движение в определенном направлении (на совершенствование системы, на ее прогресс). Поэтому к элите относится часть общества, состоящая из наиболее авторитетных, уважаемых людей, которая занимает ведущие позиции в выработке норм и ценностей, определяющих функционирование и развитие социальной системы, которая является той референтной группой, на ценности которой, считающиеся образцовыми, ориентируется общество. Это или носители традиций, скрепляющих, стабилизирующих общество, или, в иных социальных ситуациях (обычно кризисных) – наиболее активные, пассионарные элементы населения, являющиеся инновационными группами. Таким образом, элитология – это наука об элитах и, следовательно, и об основаниях дифференциации общества, о критериях этой дифференциации, легитимности этой дифференциации. Разумеется, она нуждается в разработке соответствующего категориального аппарата, в том числе определения понятий «лучший», «избранный».

Наконец, часто (прежде всего в политологии) об элите говорится в узком значении этого термина как о политико-административной, управленческой элите. Именно эта составная часть элитологии стала (может быть, без достаточных на это оснований) наиболее важной, распространенной, «прикладной» частью элитологии, хотя это – лишь одна из многих элитологических дисциплин. В этом узком смысле предметом элитологии (точнее говоря, политической элитологии) является исследование процесса социально-политического управления и, прежде всего, высшей страты политических акторов, выявление и описание того социального слоя, который непосредственно осуществляет это управление, являясь его субъектом (или, во всяком случае, важнейшим структурным элементом этого субъекта), иначе говоря, исследование элиты, ее состава, законов ее функционирования, прихода ее к власти и удержание этой власти, легитимизация ее как правящего слоя, условием чего является признание ее ведущей роли массой последователей, изучение ее роли в социальном процессе, причин ее деградации, упадка (как правило, вследствие ее закрытости), и ухода с исторической арены, как не отвечающей изменившимся историческим условиям, изучение законов трансформации и смены элит.

В структуру предмета элитологии непременно входит история развития знаний об элитах, то есть история элитологии. В центре предмета элитологии находится исследование ее законов – законов структуры (строение элиты, связь между ее элементами, которые обычно являются подсистемами элиты как целостной системы –политическая, культурная, военная и др.), законов функционирования элит, взаимодействие между элементами этой системы, зависимостей между различными ее компонентами, роли, в которой каждый из этих компонентов выступает по отношению к элите как целостному феномену, законов связи и субординации элементов этой системы, наконец, законов развития этой системы, перехода ее с одного уровня на другой, обычно более высокий, к новому типу связей внутри этой системы.

Российская школа элитологии. Термин "элитология" – российская новация. Он введен в научный оборот в 80-х годах и получил широкое распространение в российских общественных науках начиная со второй половины 90-х годов, когда был опубликован ряд работ по этой проблематике. Можно смело сказать, что складывается российская школа элитологии.

К сожалению, зарубежные коллеги не спешат (пока?),признавать необходимость и законность этого термина (не потому ли, что это именно российская новация?) или его эквивалента, который пока не предложен. Можно вполне допустить, что термин « elitology » режет слух людям, для которых английский язык является родным. Не случайно, они предпочитают термин « political science » политологии и « cultural studies » культурологии. Впрочем, мы отнюдь не цепляемся за термин. Можно сказать по этому поводу словами русской пословицы: «хоть горшком назови, только в печь не ставь».

За последние годы автор этой работы посетил более 10 университетов США и ФРГ, во многих их них выступал с лекциями по элитологической проблематике, а также с докладами на конгрессах и конференциях. Причем, как правило, мне предлагалось читать лекции и спецкурсы под традиционными для американцев и западных европейцев названиями: "Социология элиты" на социологических факультетах и "Политические элиты" – на политологических. Приходилось долго объяснять, что социология элиты и проблемы политических элит – лишь часть, пусть весьма важная часть элитологии. В самом деле, разве курсы «Политические элиты», «Социология элиты», «Теории элиты», читаемые в западных университетах, исчерпывают всю элитологическую проблематику? Их можно скорее рассматривать как отдельные разделы элитологии, которые описывают те или иные аспекты феномена элиты. При подобном фрагментарном подходе нельзя охватить предмет исследования – элиту – как определенную целостность, как некоторую систему, раскрыть законы функционирования и развития этого феномена, исчерпать все богатство отношений внутри элиты и отношений элиты и общества в целом. Именно на таком целостном, системном подходе к феномену элиты и элитного настаивает элитология, в частности, российская школа элитологии. Что касается самого термина «элитология», его значения нельзя преувеличивать, он, как и всякое научное понятие – всего лишь момент, пусть даже узловой момент, определенной концепции. Причем элитология – наиболее широкое понятие, включающее все науки об элитах, безотносительно к ценностной ориентации того или иного ученого, разрабатывающего эту проблематику, независимо от того, является ли он апологетом, певцом элиты, или же критиком общества, нуждающегося в элите для своего управления и ставящего элиту в привилегированное положение. Элитология стремится быть научной, а не идеологичной.

Характерны и небезинтересны возражения западных коллег против самого термина "элитология" и против выделения ее в самостоятельную науку. Вот мнение одного из них: "Сам термин довольно неуклюжий, корявый, к тому же состоит из двух корней – латинского (элита) и греческого (логос), что уже говорит о его эклектичности". Я отвечал, что с этим аргументом можно согласиться, что я с большим удовольствием ввел бы термин "аристология", где оба корня были бы греческими, что греческое " aristos " представляется мне более предпочтительным, чем имеющее латинский корень "элита". Но все дело в том, что термин "элита", введенный в научный оборот В.Парето, является устоявшимся, прочно утвердившимся в науке, а термин "аристология" внес бы еще большую путаницу в и без того непростую проблему.

Еще одно возражение против элитологии. Один из участников обсуждения этой проблемы сказал: "Плохо, когда увеличивается количество научных дисциплин", и призвал опереться на слова знаменитого средневекового схоласта У.Оккама о том, что "не следует умножать сущности". Отвечая коллеге, пришлось сослаться на то, что цитата из Оккама приведена им не полностью: философ говорил о том, что "не следует умножать сущности без особой на то надобности". А тут именно тот случай, когда существует «особая надобность». Слишком велика роль элит в историческом процессе вообще, и слишком натерпелась Россия от неквалифицированных, жестоких, нечистых на руку элит.

Но вернемся к курсам, читаемым в ряде западноевропейских и американских университетах, имеющим своим предметом ту или иную элиту, тот или иной аспект исследования элит. Курс «Теории элит» обычно носит лишь историко-политологический характер. Весьма интересный курс, читаемый Л.Филдом и Дж.Хигли «Элитизм» (и книга с таким же названием) анализирует важную парадигму, непосредственно относящуюся к нашей проблематике,.но это лишь одна из парадигм, не принимающая во внимание эгалитаристскую парадигму и уже поэтому не могущую претендовать на целостный анализ элитологии. Не могут нас удовлетворить и элитаристские концепции в духе Ф.Ницше и Х.Ортеги-и-Гассета, хотя бы потому, что все они безоговорочно принимают дихотомию элита-масса как аксиому, как норматив цивилизованного общества, игнорируя возможность изучения и интерпретации феномена элиты исследователями, исходящими из эгалитарной парадигмы и считающими наличие элиты вызовом демократии, оставляя в стороне возражения против увековечивания этого деления как неисторического подхода к самому факту существования элиты. Еще меньше может претендовать на охват всей элитологической проблематики курс «Политическая элита». Нужно отметить, что подавляющее большинство современных исследователей признают плюрализм элит (политической, экономической, религиозной, культурной и т.д.). Но если в каком-либо контексте понятие «элита» используется без прилагательного, уточняющего, какая именно элита имеется в виду, можно быть уверенным, что речь идет о политической элите. Само это обстоятельство указывает на то, что в общественном сознании на первый план выступает именно политическая элита, которая оттирает на задний план иные, неполитические элиты (что, по нашему мнению, скорее плохо, чем хорошо, ибо по умолчанию предполагает примат политической элиты). Нам же представляется более справедливым, что в иерархии элит, социально-доминантных групп ведущее место должно по праву принадлежать культурной элите, творцам новых культурных, цивилизационных норм, Высшее место в иерархии элит и лидеров человечества следовало бы отдать не Александру Македонскому, Цезарю, Наполеону, Ленину или Черчиллю, но Будде, Христу, Сократу, Магомету, Канту, Эйнштейну, Сахарову.

Пожалуй, ближе всего к предмету элитологии подходит предмет социологии элиты. Однако, и предмет социологии элиты существенно уже, чем предмет элитологии. Социология элиты не исчерпывает все богатство содержания элитологии. Не следует абсолютизировать и социологические методы исследования; в элитологии они дополняются философскими, политологическими, культурологическими, психологическими. Социологический подход к выявлению элиты, был предложен одним из основоположников и классиков элитологии конца Х1Х – начала ХХ века В.Парето. В различных сферах человеческой деятельности он выделял людей, осуществляющих эту деятельность наиболее успешно (им он ставил индекс10, а далее, по нисходящей, до нуля). Допустим, по критерию богатства следует поставить десятку миллиардерам, единицу – тому, что едва держится на поверхности, зарезервировав 0 для нищего, бомжа (хотя, строго говоря, по Парето всегда существует иерархизация, а, следовательно, элита нищих, бомжей и т.д.). Но можно ли использовать указанный критерий при определении, допустим, культурной элиты? Какой индекс мы присвоим Ван Гогу или Вермееру – гениям живописи, не оцененными по достоинству современниками, или Баху, гениальность которого в полной мере была оценена только его благодарными потомками? Очевидно, понадобятся специфически культурологические критерии. Социология элиты – важнейшая часть элитологии, но это все же только ее часть. Поэтому системный подход, предлагаемый российской школой элитологии, представляется нам более перспективным.

Пора в полный голос заявить о формировании российской школы элитологии. Эта школа сложилась в последние полтора десятилетия ХХ века (главным образом, последние десять лет). И это вполне объяснимо. Известно, что в советское время элитологическая проблематика была табуирована. Исследования советской элиты были невозможны по идеологическим (а, значит, и цензурным) соображениям. Не случайно, что российская элитология сформировалась в годы демократического транзита России. Когда цензурные препоны были сняты, элитологические исследования в России стали осуществляться широким фронтом.

К тому же были и другие важные предпосылки для формирования школы современной российской элитологии. Она могла опереться на мощные традиции русской дореволюционной и эмигрантской философии, политологии, правоведения, социологии, представленных такими выдающими деятелями науки и культуры, как Н.А.Бердяев, М.Я.Острогорский, П.А.Сорокин, И.А.Ильин, Г.П.Федотов, внесших неоценимый вклад в развитие элитологии. .

Российская школа элитологии бурно развивается в последнее десятилетие; ее представители опубликовали более двадцати монографий, сотни статей по важнейшим аспектам элитологии. Свой вклад в российскую элитологию внесли московские элитологи М.Н.Афанасьев, Г.К.Ашин, О.В.Гаман, Е.В.Охотский и др., ростовские элитологи А.В.Понеделков, В.Г.Игнатов, С.Е.Кислицин, А.М.Старостин, астраханец П.Л.Карабущенко, петербуржцы С.А.Кугель, А.В.Дука, элитологи Екатеринбурга, Саратова, Татарстана и многих других регионов России. Именно в России – впервые в мире – выходят элитологические журналы –"Элитологические исследования" (теоретический журнал), "Российская Элита" (иллюстрированное популярное издание), "Элитное образование". Школа российской элитологии по праву заняла ведущее место не только по исследованию российских элит (еще пару десятилетий назад о российских элитах можно было узнать лишь из работ зарубежных советологов и российских политэмигрантов), но и по ряду общетеоретических проблем элитологии.

Элитологический тезаурус. Как всякая становящаяся наука, элитология нуждается в осмыслении и уточнении своего понятийного аппарата, разработке общей теории и методологии, перевода теоретических понятий на операциональный уровень, разворота эмпирических исследований элит, сравнительных элитологических исследований.

Начнем с различения таких понятий (которые до сих пор смешиваются), как элитология, элитизм, элитаризм. Смешение этих терминов – прежде всего результат того, что элитология зарождалась как элитаризм, ибо ее теоретики были выразителями интересов тех слоев населения, из которых и рекрутировались члены элиты, и которые выступали идеологами (и тем самым апологетами) этих слоев. Элитаризм – это концепция, исходящая из того, что разделение общества на элиту и массу – норматив социальной структуры, атрибут цивилизации (отсутствие такого разделения – признак дикости, неразвитости общества). Чем более аристократично общество, тем выше оно как оно общество (Ф.Ницше, Х. Ортега -и-Гассет). Элита в этом понимании – страта, являющаяся в большей или меньшей степени закрытой, члены которой не приемлют или презирают нуворишей. Таким образом, элитаризм – аристократическое и глубоко консервативное мировоззрение. Соответственно, сочинения его сторонников – рефлексия по поводу той самой высшей социальной страты, к которой они относятся или на ценности которой ориентируются.

Элитизм – явление, близкое к элитаризму, но не тождественное ему понятие. Принимая в качестве исходного постулату ту же дихотомию элита – масса, его сторонники, однако, не относятся к массе с открытым или плохо скрытым презрением (что характерно для таких элитаристов, как Платон или Ницше), они более либеральны, они могут с уважением относиться к массе и признавать ее права на место под солнцем. Во всяком случае, в их понимании элита не должна быть закрытой стратой общества, а, напротив, открыта для наиболее способных выходцев из неэлитных слоев, в том числе и из социальных низов. Обычно они признают законным и даже желательным высокий уровень социальной мобильности. Любое общество подвержено социальному расслоению, которое вызвано неравным распределением способностей; в конкурентной борьбе за элитные посты побеждают функционально более подготовленные к управленческой деятельности. Для элитистов характерен меритократический подход к элите (впрочем, такой подход не является монополией элитистов, он присущ как ряду умеренных элитаристов, так и умеренных эгалитаристов).

Наконец, элитология – наиболее широкое понятие, объединяющее всех исследователей элиты, независимо от их методологических установок и ценностных предпочтений, включая и сторонников эгалитарной парадигмы, для которой наличие элиты – вызов фундаментальной ценности обществу – равенству. Среди эгалитаристов есть сторонники грубой уравнительности, вплоть до полного имущественного равенства, эгалитаристы, для которых невыносимо, чтобы среди «равных» находились такие люди, которые, по выражению Дж.Оруэлла, «более равны, чем другие» (радикальные эгалитаристы). Но значительно большее число эгалитаристов выступают как борцы за «справедливость», под которой они обычно понимают более адекватную систему социального неравенства, обосновывают допустимость определенной степени неравенства в соответствии со способностями и, главное, заслугами людей, их вкладом в развитие общества, то есть демонстрируют элементы меритократического подхода (умеренные эгалитаристы).

Большинство исследователей элиты исходят из того, что элита является определяющей силой исторического (в том числе политического) процесса, его субъектом. Такой подход таит в себе достаточно произвольное постулирование. Чтобы избежать смешения различных трактовок элиты и ее роли в развитии общества, мы и вводим различение таких понятий, как элитология, элитаризм, элитизм. Первое – наиболее широкое понятие. Разумеется, все элитаристы и элитисты являются элитологами, но не все элитологи являются либо элитаристами, либо элитистами. Подобное различение помогает нам, в частности, избежать распространенной ошибки, особенно свойственной американским политологам, относящих выдающегося американского социолога Р.Миллса к элитистам на том формальном основании, что он использовал дихотомию элита-масса для анализа политической системы США. Миллс не считал наличие властвующей элиты ни идеалом, ни нормой политической системы, справедливо полагая, что средоточение власти в руках этой элиты является свидетельством недемократичности этой политической системы. Таким образом, являясь, несомненно, элитологом, причем выдающимся элитологом, Миллс не был ни элитистом, ни тем более элитаристом. Элитистская парадигма (объединяющая элитистов и элитаристов), включает тех социологов и политологов, которые, как Л.Филд и Дж.Хигли, считают выделение элиты как субъекта социального управления и ее привилегированное положение законом общественного процесса, его нормативом. Но ведь элитолог, исследующий реально существующую элиту, может критически относиться к самому факту существования этого социального слоя, считая его угрозой для демократии (даже альтернативой демократии); его идеалом социальной организации может быть самоуправляющее общество, общество без элиты, или же (что, в сущности, одно и то же), общество, все члены которого возвысятся до уровня элиты, будут реальным субъектом, творцами исторического процесса. Что же касается элитаристов и элитистов, то они считают подобные взгляды разновидностью социальной утопии, и наличие элиты для них – имманентный элемент цивилизованных обществ.

В последние годы возрос интерес к элитистской парадигме – прежде всего в политологии, (причем эта парадигма рассматривается обычно в соотношении с эгалитаристской, плюралистической и иными парадигмами). Именно эту проблематику – противостояние и смену различных парадигм в политологии с упором на элитистскую парадигму –и исследуют упомянутые выше Филд и Хигли. Вот схема, рисуемая ими. В первой четверти ХХ века возникает элитистская парадигма (этим термином они объединяют элитизм и элитаризм) и вытесняет эгалитаристскую парадигму, бросает вызов либеральной и марксистской парадигмам. При этом признается, что основатели элитизма не были враждебны либеральной системе западных ценностей и основного противника видели в марксисткой парадигме. Во второй и третьей четверти ХХ столетия наступает спад, стагнация элитистской парадигмы, и интерес к ней вновь возрастает в четвертой четверти столетия. Думается, что эта схема не совсем корректна: она игнорирует, в частности, тот взрыв интереса к элитистской парадигме в 50-х годах, который был вызван книгами Р.Миллса «Властвующая элита» и Ф.Хантера «Верховное лидерство в США», вызвавшими острую полемику в американской и западноевропейской политологии, направленную в целом на дискредитацию леворадикальной концепции Миллса и его последователей и защиту плюралистической парадигмы. Эта схема к тому же не принимает во внимание консервативную и аристократическую парадигму, пришедшую в ХХ век из Х1Х-го. Короче говоря, эта схема предельно упрощает ситуацию, сложившуюся в ХХ веке. Положение Филда и Хигли о возрастании роли и значения элитистской парадигмы в последней четверти ХХ века и далее в начале ХХ1 также оспаривается многими политологами и социологами. Впрочем, у них не меньшее число сторонников. К.Лэш пишет о «восстании элит» в Америке, Дж.Девлин – о революции элит в постсоветской России; близкую позицию занимают Д.Лейн, К.Росс, У.Циммерман. В пользу схемы Филда и Хигли говорит, в частности, возрастание влияния «неоэлитистов» Т.Дая, Х.Зайглера и др. в американской политологии.

А подтверждается ли схема Филда и Хигли на примере российской политологии? В определенной мере, да. Ряд российских политологов пишет о радикальном повороте российской политологии и социологии от эгалитаритской, антиэлитистской парадигмы, безусловно превалировавшей в советский период, к элитистской парадигме. Но в России в конце ХХ века сложилась особая, уникальная политическая ситуация. И вряд ли на примере российских общественных науках можно проиллюстрировать мировую тенденцию роста влияния элитарной парадигмы. В России несомненный рост влияния элитистской парадигмы, на наш взгляд, не является результатом естественной эволюции научных взглядов, это скорее результат действия политических причин, это реакция на цензурные, идеологические гонения на элитизм, осуществлявшиеся в советские годы и десятилетия. Известно, что пружина, которая сжимается внешними силами, стремится распрямиться, стремится к колебательному движению в противоположную сторону.

И в России действительно состоялся поворот от эгалитаризма советского типа, эгалитаризма в большой мере фарисейского, отрицавшего наличие в СССР тоталитарной элиты, наделенной институциональными привилегиями и скрывавшего действительное неравенство правящей элиты и народных масс, иначе говоря, псевдоэгалитаризма, пропагандировавшегося апологетами однопартийной системы, к элитистской парадигме. Этот поворот часто интерпретируется как часть общего поворота от тоталитаризма к демократии.

Думается, однако, что тут слишком много моментов, отражающих специфику именно российской ситуации конца ХХ века, чтобы можно было считать российский поворот к элитистской парадигме этого периода считать как подтверждение правоты гипотезы Филда и Хигли об общемировой смене парадигм в политологии. В науке переход от одной парадигмы к другой (см.: Т.Кун, Структура научных революций, М.,1975) –результат последовательного накопления фактов и данных, не укладывающихся в общепринятую научным сообществом парадигму, и в результате накопление количественных изменений ведет к смене парадигм (что тождественно революциям в науке). В российской ситуации конца ХХ века все происходило иначе. Во-первых, настораживает факт одномоментности и почти полного единодушия российских политологов при переходе от одной парадигмы к другой. Этот переход напоминает скорее не естественный процесс развития науки, а результат некоторой команды сверху (скорее, упреждение этой команды, готовность угадать и исполнить волю «нового начальства»). Это напоминает существующую в военно-морском флоте команду, когда эскадре кораблей, идущим в кильватер, адмирал командует: «Право (лево) руля!» и добавляет: «все вдруг!». Когда такой поворот имеет место в науке, это отнюдь не свидетельствует об атмосфере в ней свободы и демократии. Слишком уж это похоже на тоталитарные времена, когда «вся советская биология» дружно начинала бороться с менделизмом-морганизмом или все науки в стране – от математики до философии – боролись против кибернетики. Или – когда лояльные нацистской Германии физики «опровергали» теорию относительности, созданную неарийцем Эйнштейном. Так может быть, учитывая исторический опыт, будет уместно предположить, что суждение о смене парадигм – определенное упрощение процесса развития современного российского сознания, может быть, подобный поворот – очередное шараханье из одной крайности в другую, столь характерное, к сожалению, для российской жизни в последнее столетие; может быть, такое резкое движение небезопасно, будучи движением между Сциллой эгалитаритзма и Харибдой элитизма. Может быть, реальное движение политической мысли протекает между этими двумя крайностями, в их борьбе и, вместе с тем, их взаимопроникновении, взаимном учете этих противоположностей. Человечество не одно столетие мучительно ищет равновесия между федерализмом и унитаризмом, между административно-правовым и гражданско-правовым пространствами, между элитизмом и эгалитаризмом, путей создания устойчивой ненасильственной гражданской власти, построения гражданского общества.

Сказанное выше всего лишь в лучшем случае начало элитологического тезауруса, который мы будем пытаться дополнить и другими терминами, углубляющими и расширяющими элитологическую проблематику. Это будет прежде всего относиться к самому термину «элита», его соотношению с такими терминами, как правящий класс, правящая группа, правящая клика, клан и т.д.

C труктура элитологии. Элитология имеет сложную структуру. Она включает в себя философскую элитологию, социологию элиты, политическую элитологию, историческую элитологию, а также историю элитологии, элитологическую психологию (в том числе мотивацию власти, психологические особенности элитного слоя), культурологическую элитологию (элита как творческая часть общества, создающая культурные ценности, анализ элитарной и массовой культуры), сравнительную элитологию, исследующую общие закономерности и особенности функционированеия элит в разных цивилизациях, разных странах, разных регионах мира, элитное образование и элитопедагогику. Разумеется, этот список элитологических дисциплин далеко не полон. Интересную классификацию элитологических дисциплин предлагает П.Л.Карабущенко. Помимо теоретической элитологии он выделяет практическую и прикладную элитологию.

Философская элитология представляет собой наиболее высокий уровень обобщения в элитологии. Она, в свою очередь, обладает сложной структурой В ней можно выделить элитологическую онтологию, элитологическую гносеологию (включающую древнее тайноведение, эзотерическую гносеологию), элитологическую философскую антропологию, элитологический персонализм.

Онтологическая элитология выявляет неоднородность, дифференциацию, иерархичность бытия. На этом уровне наиболее широко ставится проблема элитности и элитного. Отметим, что проблемы неоднородности и иерархизации бытия были в центре внимания античной (Пифагор, Гераклит, Сократ, Платон) и средневековой философии (Августин Блаженный, Фома Аквинский), они обсуждались в философии Нового времени, в философии ХХ века (Н.А.Бердяев, Х.Ортега-и-Гассет) . Процесс развития включает в себя дифференциацию и иерархизацию бытия, а с ней и выделение элитного. Особенно это относится к развитию сложных динамических систем, которое всегда сопровождается ростом их внутренней дифференциации, иерархизации, усложнения (и специализацией в органических и социальных системах).

Данная проблематика давно уже стала общенаучной. Она входит, например, в предмет теоретической биологии. Развитие органических популяций сопровождается ростом их внутренней дифференциации, усложнением, иерархизацией; рост внутренних различий ведет к выделению наиболее совершенных особей, качества и свойства которых отвечают тенденциям системы (популяции) к ее развитию. Эти более совершенные особи и можно назвать элитными в системе популяции. Элитные элементы являются ведущим элементом в процессе естественного и искусственного отбора. В сущности, вся биологическая эволюция – в соответствии с учением Дарвина– есть элитология живого, выявление лучших (наиболее приспособленных к условиям своего существования) особей, вымирание менее приспособленных, превращение элитного в норму, выявление в популяции новой элиты (т.е. элиты элит) и, далее, новый виток спирали. Проблемой элитности занимается и социобиология, и евгеника. Известно, что Платон, экстраполируя процессы искусственного отбора на общества, явился теоретическим отцом евгеники, которое, как целостное учение, было сформулировано во второй половине Х1Х века Ф.Гальтоном. И не важно, что автор настоящей работы не разделяет идеи евгеники. Важно то, что биология обращается к элитологической проблематике.

Элитологическая гносеология Начнем с того, что в этой проблеме особенно явственно обнаруживается различие между элитарным, отличающемся закрытостью, и элитностью. Элитарная гносеология – это эзотерическая теория познания для «избранных», посвященных, обладающих «божьим даром», с упором на оккультное знание, на интуицию и «озарение».В период разложения первобытно-общинного строя и зарождения классового общества его стратификация основывалась не только на принадлежности к родовой аристократии, но и на приобщение к сакральным знаниям и таинствам, носителями которых была главным образом жреческая каста. Эти тайные знания составляли символический капитал протоэлиты, легитимизировали ее претензии на привилегированное положение в обществе. Элитарные эзотерические знания разрабатывались более трех тысячелетий – от брахманов, первых философских школ древней Индии и древнего Китая (включая даосов), «тайноведения», разрабатывавшегося досократиками, иерархической «теории совершенства» Пифагора, платоновской концепции элитарного сознания (состояния умов, которые наиболее приблизились к миру идей), «эйдетического зрения» . На пороге Нового времени элитарная эзотерическая гносеология развивалась теософией – мистическим богопознанием, раскрывающимся «избранным». Мейстер Экхарт (1575–1624) ставил задачу уяснение божественной премудрости, символически зашифрованной, познания самооткровения Бога. Для шведского мистика Э.Сведенборга (1688–1772) задача избранных мыслителей – постижение подлинных символов Слова божия, прежде всего, «Пятикнижия», выявление символического соответствия между земным и «потусторонним». В Х1Х веке традицию теософии развивала Е.П.Блаватская (1831–1891) со своими последователями. Она стремилась к синтезу религии, философии, оккультизма, опиралась на традиции брахманизма, учения индуизма о карме, стремилась установить тождественность всех религиозных смыслов, создать универсальную религию, ставя задачу достижения оккультного знания и сверхъестественных способностей, носителями которых являются «посвященные», овладевшие тайнами эзотерического знания. Развитию спекулятивного мистицизма в традициях теософии посвятил свои труды Р.Штайнер (1861–1925) – основатель антропософии. Этой мистической, ориентированной на оккультизм эзотерической (и вместе с тем элитарной) теории познания можно противопоставить научную гносеологию, (которую в этом плане можно назвать элитной в смысле ее глубины, критического характера и открытости для критики), классическую теорию познания, оплодотворенную гением И.Канта.

Элитологическая философская антропология и элитологический персонализм – традиция, идущая от Конфуция, Пифагора, Платона к Н.Ф.Бердяеву и Э.Мунье, обращающаяся к комплексному изучению проблем человека, уделяющая особое внимание вопросу о самосовершенствовании личности, восходящей по ступеням совершенства до уровня элитной личности, Элитизация личности стоит в центре ряда направлений религиозной философии, начиная с буддизма (проблема «просветвленной» личности). Философская антропология ищет ответ на вопрос о том, что есть человек, в чем его сущность, целостность. Модус человеческого существования есть возможность; человек – это проект (М.Хайдеггер), человек есть то, что он из себя делает (А.Камю). Отсюда – его путь к самосовершенствованию, возможность выйти за свои пределы, возвыситься над ними (элитизация личности). Персонализм исходит из близких посылок: личность– высший смысл цивилизации. Персонализм Н.Бердяева называют «эсхатологическим», но его можно по праву назвать и элитологическим персонализмом: личность – подобие Бога, она приобретает черты богоподобия в процессе творчества, тем самым реализуя свое призвание. Бердяев утверждал, что важнейшая характеристика человека – в том, что он не удовлетворен собой, стремится к преодолению своей ограниченности, к сверхчеловечности, к идеалу. Персонализм стремится создать педагогику, целью которой является пробуждение и развитие личностных начал в человеке, стимулирование самовозвышения личности, ее элитизаци, т.е., элитопедагогику.

Социально-философская элитология нацелена на поиск нормативного подхода к элите, который, пожалуй, наиболее соответствует этимологии термина «элита», требующего, чтобы к элите относились наиболее творческие, выдающиеся по своим моральным и интеллектуальным качествам люди. К этому подходу близка меритократическая концепция, исходящая из того, что подлинная элита – это не просто те, кто волей рождения или случая оказался «наверху», но элита заслуг, элита ума, образованности, интеллектуального и морального превосходства, эрудиции, творческого потенциала.

Нет сомнения в том, что важное, можно сказать даже центральное место в элитологии принадлежит социологии элиты (при этом напомним еще раз, что предмет элитологии шире, чем предмет социологии элиты, они соотносятся как целое и часть). В отличие от философско-социологического подхода, ориентированного преимущественно на нормативность, социология элиты делает упор на исследование реальных элит. Известно, сколь важное значение в социологии уделяется анализу социальной структуры и социальной мобильности (групповой и индивидуальной), причем особый интерес вызывает восходящая мобильность (прежде всего в элиту), изучение механизмов рекрутирования элиты. Для социологии характерен вззгляд на элиту как на референтную группу, на ценности которой ориентируется общество. Отвлекаясь по возможности от морализаторских оценок, она выявляет элиту в обществе и в различных социальных группах по таким критериям, как имущественное положение, статус, место во властных отношениях. Упор обычно делается в традициях М.Вебера на статусный подход, связанный с притязаниями на престиж и привилегии, распределением символического почета. Особый интерес для элитологии в этой связи имеет проблема предписанного статуса, связанного с унаследованными факторами, с социальным происхождением, расовой и национальной принадлежностью и статуса, основанного на личных достижениях. Первый играет определяющую роль в обществах с закрытой элитой, второй – с открытой. Среди социологических методов исследования элит важнейшее место занимает метод эмпирических исследований. В социологии широко применяется статистический метод выявления элиты, предложенный В.Парето.

Признавая важную роль социологии в структуре элитологии, мы хотели бы, вместе с тем, возразить ряду социологов, которые считают, что элитология как самостоятельная дисциплина не нужна, так как, по их мнению, социология элиты покрывает элитологическую проблематику. Претендуя на решение всех проблем элитологии в рамках социологии, они демонстрируют таким образом своего рода «социологический экспансионизм». Будучи относительно молодой наукой (по сравнению с философией, историей) социология вынуждена была, выявляя свой объект и предмет исследования, «отвоевывать» себе территорию у других, уже сложившихся ранее дисциплин. Подобный «экспансионизм» социологии можно рассматривать как «детскую болезнь» развивающейся дисциплины. То, что существует и плодотворно развивается социология элиты, вовсе не означает, что социология не нужна, подобно тому, как наличие социологии культуры не отрицает и не подменяет культурологию, равно как и наличие социологии политики не отменяет и не подменяет политологию.

Как показывает науковедческая статистика, из всех разделов элитологии наибольшее число исследователей привлекает политическая элитология. Их внимание к этой проблематике – ответ на широкий общественный интерес к ней, на социальный заказ, на потребность понять, кто является основным субъектом политики – народные массы или же узкая элитная группа, понять, кто стоит за важнейшими стратегическими решениями, влияющими на судьбы миллионов людей, на вопросы войны и мира, кто эти люди, по праву ли они занимают свои позиции, насколько квалифицированно они решают политические проблемы. Используя данные политической социологии, они исследуют социальную принадлежность и происхождение членов политической элиты, возраст, уровень образования и профессиональной подготовленности, ценностные ориентации, основные типы политической элиты (кастовые, сословные, классовые, номенклатурные, меритократические), группировки, кланы внутри элиты, вопросы формирования и смены элит, анализируют оппозиционные парадигмы: элитизм и эгалитаризм, элитизм и плюрализм, элитизм и демократия. Особый интерес вызывают компаративные исследования различных типов элит, анализ отношений политических элит и народных масс, возможности оптимизации этих отношений, проблемы политического лидерства. Значительной, причем растущей отраслью политической элитологии является исследование региональных политико-административных элит в различных странах мира (отметим в этой связи, что только в постсоветской России по этой проблематике проведено свыше ста исследований).

Мы отметили только некоторый области элитологии. Нельзя не отметить такие важные разделы элитологии, как исследование экономических, культурных, религиозных, военных элит. Поскольку практически каждая сфера человеческой деятельности имеет свою элиту, если мы попытаемся даже только перечислить различные элиты, это нам не удастся, мы уйдем в бесконечность. Значит, предмет элитологии будет постоянно расширяться. Но важно лишь подчеркнуть, что каждый из разделов элитологии является структурным элементом исследования элиты как целостного феномена, что в каждом из этих разделов, наряду с их спецификой, можно вычленить определенные общие закономерности, создать общую теорию, методологию элитологии, которая «работает» во всех этих специфических областях, своеобразно в них преломляясь.

В заключение заметим, что мы начали обзор структурных элементов элитологии с той ее области, которая в последние десятилетия менее всего привлекает внимание исследователей –с философской элитологии, а закончили той, которая особенно интенсивно исследуется – политической элитологией. Хотелось бы выправить этот дисбаланс, обратив внимание элитологов на

слабо освещенную в литературе проблематику философской элитологии, а она – тот фундамент, на котором строится общая теория элитологии.

См.: Богданов А.Тектология. Всеобщая организационная наука. В 2-х т. М.,1989.

См:Котарбинский Т. Трактат о хорошей работе. М.,1975; его же: Развитие праксиологии //Вестник международного института А.Богданова, 2000, № 2. Указанная проблема рассматривается в докторской диссертации Ю.В.Ярмака «Праксио-тектологические основы профессиональной деятельности элиты». М.,2002.

Отметим следующие работы: Афананасьев М.Н.,Правящие элиты и государственность посттоталитарной России, М.–Воронеж,1996; Ашин Г.К. Современные теории элиты, М.,1985; его же: Элитология: становление, основные направления, М.,1995; Элитология. Политическая элита, М.,1996; Основы элитологии, Алматы,1996; Элитология. Смена и рекрутирование элит, М.,1998; Ашин Г.,Бережная Л.Н.,Карабущенко П.,Резаков Р., Теоретические основы элитологии образования, Астрахань,1998; Ашин Г., Охотский Е.,Курс элитологии, М.,1999; Ашин Г.,Понеделков А.,Игнатьев В.,Старостин С.,Основы политической элитологии,М.,1999; Гаман-Голутвина О.В. Политические элиты России, М.,1998; Понеделков А. Элита (политико_административная элита) Ростов-на Дону,1995; Карабущенко П.,Элитология Платона, Астрахань,1998; его же: Антропологическая элитология, Астрахань,1998; Властные элиты и номенклатура. Аннотированная библиография российских изданий 1990–2000 г.г, Отв.ред А.Дука,СПб, 2001. В книге приводится аннотированный список из 460 изданий по этой проблематике. В настоящее время это количество превосходит 600. С 1998 г. стал выходить журнал «Элитологические исследования».

Field L. and Higley J, Elitism, L.,1980, p.p.4, 117-130.

Книга К.Лэша «Восстание элит» явно противопоставлена знаменитой книге Х Ортеги-иГассета «Восстание масс». См:C.Lash, «The Revolt of Elites», 1995.

Devline J. The Rise of the Russian Democracy. The Causes and Consequences of the Elite Revolution, 1995; Lane D. and Ross C., The Transition from Communism to Capitalism. Ruling Elites from Gorbachev to Yeltsin, N.Y.,1999; Zimmerman W., Russian People and Foreign Policy: Russian Elite and Mass Perspectives 1993 – 2000, N.Y.,2002.

Карабущенко П.Л., Антропологическая элитология, М.-Астрахань,1999,с.с.21-26.

Отметим, что к концу ХХ в.проблема иерархизации отступает на задний план, теряется в постмодернизме.

См.: Карабущенко П.Л., Элитология Платона, Астрахань,1998,с.184.

РЕЗАКОВ МАКСИМ РАВИЛЬЕВИЧ

ЭЛИТОЛОГИЯ

СОЦИОЛОГИЯ

Введение.

I.Классические теории элит.

Основоположники и классики элитологии.

II.Современные теории элит.

Основные направления современной элитарной теории.

III.Политическая элита в России.

Заключение.

Библиография.

Введение

В процессе становления российской демократической государственности и формирования отвечающим современным условиям политической элиты важное место принадлежит изучению анализу и использованию исторического опыта. Общеизвестно, что без знания того, как развивались элитологические теории в прошлом, не­возможно научное решение вопросов элиты сего­дня,как говорил великий Гегель ’’изучение прошлого помогает лучше понять настоящее и разглядеть буду­щее’’. Таким образом, изучение исторических фактов позволит учесть уроки прошло­го в сегодняшних условиях.

Проблемы изучения теории элит от­ражены в работах многих авторов, таких как Ашин, Охотский,Миллс и многих других.Но вы то же время элитология молодая наука только начавшая свое формирование несмотря на то что теории элит ведут свое начало с древнейших времен, с времен первых элитологов Платона и Аристотеля.

Объект нашего исследования –классические и современные теории элит.И политические элиты в России.Эта тема одна очень актуальна на сегодняшний период так как все мы являемся свидетелями глубоких качественных перемен и трансормаций, которые характеризуют современный мир, это в полной мере касается и России. В этой связи закономерен и естественен интерес общества к проблеме лидерства, к современным теориям и их истокам.

Несмотря на то, что исследование является социологическим, в ходе него использованы методы и приемы чисто исторического исследования. Методологическим принципом изучения истории и тории элит является принцип системного подхода. Это прежде всего признание того, что явле­ния общественной жизни рассматриваются не изолированно, а во взаимной связи, как некая целостность.

Предлагаемая работа освещает основные вопросы классических и современных теорий элит и поскольку накопленный в нашей стране опыт интересен и многообразен то и политические элиты в России.

I. Классические теории элит.

Основоположники и классики элитологии.

Речь пойдет о процессах формирования собственно элитологии и ее авторах, т.е. о периоде, охватывающем последнее столетие. При­знанными основателями элитологии и ее «патриархами» являются итальянские социологи Г.Моска, В.Парето, Р.Михельс. Им удалось достаточно предметно и конкретно сформулировать основные по­ложения научно-философской концепции элиты, представить их в форме определенной системы взглядов относительно того социаль­ного слоя, который в силу обладания наибольшим количеством позитивных качеств, видов ценностей и приоритетов (власть, бо­гатство, происхождение, культура, сила воли, место в церковно-духовной сфере и т.д.) занимает наиболее влиятельные позиции в общественной иерархии.

К представителям первого поколения элитологов, научная дея­тельность которых приходится на конец XIX-первую треть XX века, относятся также французский политолог Ж.Сорель, выдающийся немецкий социолог М.Вебер, испанский культуролог и политолог Х.Ортега-и-Гассет.

Они сформулировали азбуку современной доктрины элитариз­ма. Их многочисленные последователи развивали и переосмысли­вали отдельные положения, но фундаментальные основания оста­ются и поныне практически незыблемыми. Именно они сделали элиту предметом специального исследования, попытались дать ей дефиницию, раскрыть структуру, законы функционирования, роль в социальной и политической системе. Особую практическую зна­чимость имеют открытые ими закономерности циркуляции и смены элит, элитарная структура общества как необходимость и как нор­матив".

Пальма первенства в формулировании современных теорий эли­ты принадлежит Гаэтано Моске и Вильфреду ГТарето. Причем меж­ду этими авторами и их последователями шел и продолжается спор о приоритете. В.Парето стал знаменит, пользовался европейской известностью задолго до того, как стал известен Моска. Но целос­тную концепцию правящего класса, его роли в социально-полити­ческом процессе (в первых трудах Моски термин «элита» отсутству­ет, зато его широко использует Парето) впервые выдвинул именно Моска. Позднее Моска обвинял Парето (не без некоторых основа­ний) в принижении его заслуг в разработке теории политической элиты, сетовал на то, что тот не сослался должным образом на его работы, которые знал и в значительной мере использовал. Во вся­ком случае, и Моска, и Парето высказали ряд сходных идей. Они достаточно убедительно доказали, что наличие сильной правящей элиты во главе с авторитетным лидером - непременное условие дина­мичного развития общества.

Концепция правящего класса как субъекта политического про­цесса была сформулирована Гаэтано Моско в книге «Основы по­литической науки», вышедшей в 1896 г. и получившей широкую известность после второго переработанного и расширенного изда­ния в 1923 г. Но особенно возросла популярность Моски после пе­ревода его книги на английский язык под названием «Правящий класс». Обратимся к этой книге - классике элитологии.

Исходный пункт концепции Моски - деление общества на гос­подствующее меньшинство и политически зависимое большинство (массу). Господство элит - закон общественной жизни. Вот как формулирует Моска свое кредо по этому поводу: наличие правящих слоев становится очевидным даже при самом поверхностном взгля­де. (Обратим внимание на эту мысль, которой обычно не придают значения и в которой, может быть, больше смысла, чем первона­чально вкладывал в нее даже сам ее автор). Моска фиксирует наше внимание на том, что очевидно уже на уровне обыденного созна­ния - наличие в обществе управляющих и управляемых, то есть обыденное сознание, которому чаще всего мало ясны причины де­ления общества на классы, не улавливает сущности социально-по­литических отношений. В любой общественной системе есть власть имущие и есть безвластные. Во всех обществах, начиная с едва приближающихся к цивилизации и кончая современными передо­выми и мощными обществами, всегда взаимодействуют два соци­альных класса - класс, который правит, и класс, которым пра­вят. Первый класс, всегда менее многочисленный, выполняет все политические функции, монополизирует власть, в то время как другой, более многочисленный, управляется и контролируется пер­вым . Причем таким способом, который обеспечивает функциони­рование политического организма. В реальной жизни мы все при­знаем существование такого класса. Не случайно эту мысль при­водит и комментирует большинство исследователей элитаризма как классическую формулировку основ теории элит.

Но поскольку управление общественными делами всегда нахо­дится в руках меньшинства влиятельных людей, с которыми со­знательно или бессознательно считается большинство, Моска ста­вит под сомнение сам термин демократия. Демократию он счита­ет камуфляжем все той же власти меньшинства. Ее он называет плутократической, признавая, что именно в опровержении демок­ратической теории в основном заключается задача его теоретичес­кого поиска.

Но ведь известно, что власть меньшинства над большинством в той или иной степени легитимизируется, т.е. осуществляется с со­гласия большинства. Чем же объясняет этот феномен Моска? Прежде всего тем, что правящее меньшинство всегда является организован­ным меньшинством, ... во всяком случае, по сравнению с неорганизо­ванной массой.Суверенная власть организованного меньшинства над неорганизованным большинством неизбежна. Власть всякого меньшинства непреодолима для любого представителя большинства, который противостоит тотальности организованного меньшинства.

Однако есть и еще одно обстоятельство, легитимизирующее эту власть: это то, что представляющие ее индивиды отличаются от остальной массы такими качествами, которые обеспечивают им материальное, интеллектуальное и даже моральное превосходство. Другими словами, представители правящего меньшинства неиз­менно обладают свойствами, реальными или кажущимися, кото­рые глубоко почитаются в обществе, в котором они живут. Глав­ные среди них - образование, смелость, гибкость, сила убежде­ния, готовность использовать силовые методы по отношению к противнику. Эти качества крайне важны для представителей пра­вящих сил, ибо массы, по мнению Моски, в принципе апатичны и всегда склонны благоговеть перед силой. Только при сильном лидере массы успокаиваются, а элита становится неуязвимой.

Весьма убедителен тезис Моски и о необходимости для власть имущих материального и морального превосходства, а также воен­ной доблести, которая, по его мнению, особую роль играла на ранних стадиях развития общества, а сейчас такой роли не играет, хотя и имеет немаловажное значение. В обществах, отличающих­ся высоким уровнем цивилизации, особую значимость приобретает интеллектуальное превосходство управленческого меньшинства и богатство. Доминирующей чертой правящего класса стало в боль­шей степени богатство, нежели воинская доблесть; правящие ско­рее богаты, чем храбры. И далее: В обществе, достигшем опре­деленной стадии зрелости, где личная власть сдерживается властью общественной, власть имущие, как правило, богаче, а быть бога­тым - значит быть могущественным. И действительно, когда борьба с бронированным кулаком запрещена, в то время как борьба фун­тов и пенсов разрешается, лучшие посты неизменно достаются тем, кто лучше обеспечен денежными средствами.

По мнению Моски, связь тут двусторонняя: богатство создает политическую власть точно так же, как политическая власть создает богатство. Здесь проявляется внешнее сходство позиций элитарис-тов с марксистской концепцией общественного устройства. Но это только видимость. Моска, в отличие от Маркса, утверждал, что фундаментом общественного развития служит не экономика, а по­литика, не базисные отношения, а надстроечные, политические. И вот почему. Правящий или политический класс концентрирует руководство политической жизнью в своих руках, объединяет ин­дивидов, обладающих «политическим сознанием» и решающим вли­янием на экономику, на экономическую элиту. С переходом от одной исторической эпохи к другой изменяется состав правящего класса, его структура, требования к его членам, но как таковой этот класс всегда существует, более того, он определяет истори­ческий процесс. А раз так, то задача элитологии состоит в исследо­вании условий существования правящего политического класса, удержания им власти, механизмов взаимоотношений с массами.

Моска различает автократический и либеральный принципы прав­ления организованного меньшинства в зависимости от характера политической ситуации и скептически оценивает концепции на­родного суверенитета и представительного правления. На вопрос о том, какой тип политической организации является лучшим, Мос­ка отвечает однозначно - тот, который дает элите возможность развиваться, подвергаться взаимному контролю и соблюдать прин­цип индивидуальной ответственности. Власть элиты он ставит в зависимость от того, в какой степени качества ее членов соответ­ствуют потребностям эпохи, из какой бы социальной страты они не рекрутировались.

Причем правящее меньшинство может рекрутироваться различ­ными способами, но главным критерием отбора являются способно­сти, профессионализм и качества, желательные для политического управления. Поэтому важнейшей задачей элитологии Моска считал анализ кадрового состава элит, принципов ее формирования, сис­тем их организации. Мало того, даже изменения в структуре обще­ства, полагал он, можно суммировать изменениями в составе элит.

С его точки зрения, правящее меньшинство всегда более или менее консолидировано и подвержено тенденции превратиться в закрытый класс. Все правящие классы стремятся стать наследствен­ными, если не по закону, то фактически. В этой фразе... большая доля истины. Причем относящаяся к элитам самых разных полити­ческих систем - от восточной деспотии до партийной номенклату­ры «реального социализма». Впрочем, Моска справедливо отмеча­ет историческую опасность этой тенденции для самой же элиты. Но тут же обращает внимание на все более заметную в современных условиях тенденцию перехода от более закрытых правящих классов к менее закрытым, от наследственных привилегированных каст к более открытым системам, где, в частности, образование откры­вает путь к правительственным постам.

Г. Моска подмечает и анализирует две тенденции в развитии пра­вящего слоя: аристократическую и демократическую. Первая тен­денция ведет к окостенелости и отсутствию мобильности правящего класса, сужает каналы вхождения в элиту представителей других слоев общества, приводит элиту к вырождению. Вторая тенденция присуща, как правило, историческим периодам прогресса и дина­мичных социальных изменений, когда происходит пополнение пра­вящего класса и его элиты наиболее подготовленными и способны­ми представителями социальных низов. Развивающаяся таким об­разом элита наиболее продуктивна и подвижна.

Завершая обзор взглядов Г.Моски, отметим, что для него глав­ное в правлении элиты - идея, с помощью которой правящее мень­шинство стремится оправдать свою власть, старается убедить боль­шинство в легитимности этой власти. Можно упрекнуть Г.Моску в принижении роли народных масс в истории, в нигилистическом отношении к демократии. Однако это не совсем так. В последних работах отношение Г.Моски к идеям демократии заметно меняет­ся. Об этом речь пойдет далее.

Другим основателем элитологии считается Вильфредо Парето, один из виднейших представителей позитивистской социологии конца XIX-начала XX века, заявлявший, что его цель - создать «исключительно экспериментальную социологию», подобно хи­мии и физике. Он способствовал широкому проникновению в со­циологию математических и статистических методов исследования. Но, как и другие социологи-позитивисты, претендовавшие на строгую научность и беспартийность своей теоретической системы, он сплошь и рядом заимствовал догмы и предрассудки того социального слоя, к которому принадлежал и интересы которого отстаивал.

На творчество Парето оказали влияние, с одной стороны, либе­ральные установки позитивистов Кона, Милля, с другой стороны, индивидуалистические и аристократические взгляды Ницше. Общество Парето рассматривал как целостность, а его части - как функциональные элементы этого целого. Не случайно многие ве­дущие социологи считают его одним из предшественников функци­ональной теории. Парето исходит из того, что фундаментальным социальным законом является закон «социальной гетерогенности», внутренней дифференцированности, сердцевиной которого явля­ется противопоставление массы управляемых индивидов небольшо­му числу управляющих, которых он и называет элитой. Социальная система находится в движении, переживает подъемы и спады, но, по Парето, всегда стремится к равновесию. Причем это равновесие не статичное, а динамичное. И главное: динамика социальной струк­туры инициируется и даже детерминируется элитой - правящим мень­шинством. Удерживается же элита у власти «частично с помощью силы, частично с согласия управляемого класса, более многочис­ленного.

Для выявления того, кто может быть отнесен к элите, Парето предлагает статистический метод. «Допустим, - рассуждает он, - что во всех областях человеческой деятельности индивиду дается индекс, являющийся как бы оценкой его способностей, подобно тому, как ставят оценки на экзаменах по разным предметам в шко­ле. Дадим, например, тому, кто превосходно делает свое дело, индекс 10. А тому, чьи успехи сводятся только к наличию един­ственного клиента - индекс I, так, чтобы можно было поставить О кретину. Тому, кто сумел заработать миллионы (неважно, чест­ным или бесчестным путем), мы поставим 10; человеку, зарабаты­вающему тысячи франков, - балл 6; тем, кто едва избежал дома для бедных - 1, оставив 0 тем, кто туда попал... Совокупность людей, каждый из которых получил в своей области деятельности самую высокую оценку, назовем элитой» 2 . И далее. «Дадим, на­пример, крупнейшему юристу балл 10; тому, кто не заполучил ни одного клиента - 1, резервируя 0 для идиота. Ловкому жулику, который обманывает людей и не попадается под уголовный кодекс, мы поставим 8, 9 или 10 в зависимости от числа простофиль, кото­рых он заманил в свои сети или количества денег, которые он у них выманил. Нищему мелкому жулику, крадущему столовые предме­ты у трактирщика и вдобавок схваченному за шиворот жандарма­ми, мы поставим I... Шахматистам можно присваивать более точ­ные индексы, основываясь на количестве и качестве выигранных партий. И так далее для всех сфер деятельности...» . Такова систе­ма критериев элитаризма. Главное, в конечном итоге, умение ов­ладеть богатством. Богатые образуют вершину социальной пирами­ды, бедные - ее основание.

Это суждение дополняется еще одним немаловажным сюжетом о том, что материальные и иные ценности распределяются в обще­стве в высшей степени неравномерно, и особенно власть, богат­ства, почести. Неравенство в распределении богатства, по-види­мому, зависит гораздо больше от самой природы человека, чем от экономической организации общества. Неравное распределение богатства есть неточное отражение социальной гетерогенности, т.е. неравного распределения евгенических свойств, поскольку адекват­ному соответствию препятствуют социальные перегородки. Указан­ная неравномерность связана с тем, что меньшинство управляет большинством, прибегая к силе и хитрости, причем оно стремится легитимизировать свою власть, внушая управляемым, что она вы­ражает интересы общества, что долг массы - подчиняться элите, признавать ее законное и естественное право на богатство...

Таким образом, подход Парето нейтрален в ценностном отно­шении, в его понятии элиты не следует искать моральный или ме­тафизический смысл, а лишь попытку объективного постижения социальной дифференциации. Элиту, с его точки зрения, состав­ляют те, кто оказывается наверху в реальной борьбе за существова­ние.

Графики иерархического деления людей по разным показателям (авторитет, умение, образование, богатство) частично совпадают с графиком распределения богатства, и все же последний оказыва­ется «осевым». Неизбежность деления общества на элиту и массу Парето выводил из неравенства индивидуальных способностей лю­дей, проявляющегося во всех сферах социальной жизни. Индиви­ды, обладающие большим влиянием, богатством образуют «выс­шую страту общества, элиту». К ней Парето относит прежде всего коммерческую, политическую, военную, религиозную верхушку. Причем не имеет смысла задаваться вопросом о том, подлинна или неподлинна элита и имеет ли она право на данное название. Это элита де-факто.

Мы видим предельно широкую трактовку элиты. Но у Парето можно встретить и понимание элиты в узком смысле. Это та ее часть, которая играет определяющую, правящую роль в политике. В этом смысле слово элита, по Парето, оказывается аналогом по­литического класса Г.Моски. Итак, не все члены элиты входят в правящую элиту (т.е. понимаемую в узком смысле этого слова);некоторые из них образуют неправящую элиту. Так, активисты мно­гочисленных политических партий, внесистемная оппозиция, вы­дающиеся ученые-политологи входят в элиту, но не оказывают зна­чительного влияния на правительство.Для объяснения социальной динамики Парето формулирует свою известную теорию «циркуляции элит». Вот ее главные идеи. Соци­альная система стремится к равновесию и при выводе ее из этого состояния с течением времени возвращается к нему; процесс коле­бания системы и прихода ее к «нормальному состоянию» равнове­сия образует социальный цикл. Течение цикла зависит от характера циркуляции элит. Парето стремится представить исторический про­цесс в виде вечной циркуляции основных типов элит. Элиты воз­никают из низших слоев общества и в ходе борьбы поднимаются в высшие, там расцветают и в конце концов вырождаются, уничто­жаются и исчезают... Этот кругооборот элит является универсаль­ным законом истории, - делает вывод социолог. История для Парето - это история преемственности привилегированных мень­шинств, которые формируются, борются, достигают власти, на­слаждаются властью, приходят в упадок и заменяются другим при­вилегированным меньшинством.

Как видим, схема этой циркуляции мало общего имеет с исто-рико-материалистическим подходом к пониманию общественного развития, в чем-то даже спекулятивна в своих претензиях на уни­версальность. Не учитывать это мы не можем.

Почему происходит смена элит? - ставит вопрос Парето. Тем более, что их господство, как правило, неустойчиво и непродол­жительно. И отвечает: во-первых, потому, что многие аристокра­тии являются преимущественно военными (во всяком случае опи­рающимися на военную силу), и они истребляются в бесконечных войнах. А самое главное, через несколько поколений аристократия становится изнеженной, теряет жизнестойкость и решительность в использовании силы. Качества, обеспечивающие элите господство, меняются в ходе цикла социального развития; отсюда меняются и типы элит. Результат: история человечества и отдельных обществ оказывается кладбищем аристократии.

По Парето, существует два главных типа элит, которые после­довательно сменяют друг друга. Первый тип - «львы» (Парето, как видим, использует терминологию Макиавелли). Для них характе­рен крайний консерватизм, грубые, «силовые» методы правления. Второй тип - «лисы», мастера обмана, политических комбинаций, интриг. Стабильная политическая система характеризуется преоб­ладанием элиты «львов». Напротив, неустойчивость состояния по­литической системы требует прагматически мыслящих энергичных деятелей, новаторов, комбинаторов.

Каждой элите свойственен один из двух основных методов уп­равления: элите «лис» - манипулятивный, включающий компро­миссы, социальную демагогию; элите «львов» - метод силы и гру­бого подавления. Постоянная смена одной элиты другой является результатом того, что каждый тип элит обладает определенными преимуществами, которые, однако, с течением времени переста­ют соответствовать потребностям руководства обществом. Поэтому сохранение равновесия социальной системы требует постоянного процесса замены одной элиты другой по мере того, как перед эли­тами возникают иные, но в общем-то повторяющиеся ситуации. Общество, где преобладает элита «львов», представляет собой об­щество ретроградов, оно неподвижно, застойно. Напротив, элита «лис» динамична. Представители первой любят спокойствие, вкла­дывают свои капиталы в ренту, представители второй извлекают прибыль из любых колебаний рыночной конъюнктуры.

Демократические режимы Парето называл плутодемократичес-кими. Это власть элиты «лис», предпочитающая хитрость и изво­ротливость голому насилию, поддерживающая свое господство про­пагандой, политическими комбинациями и маневрированием.

Механизм социального равновесия функционирует нормально, считает Парето, когда обеспечен, в соответствии с требованиями ситуации, пропорциональный приток в элиту людей первой и вто­рой ориентации. Прекращение циркуляции приводит к вырожде­нию властвующей элиты, к революционной ломке системы, к вы­делению новой элиты с преобладанием в ней элементов с качества­ми «лис», которые с течением времени вырождаются во «львов»,сторонников жесткой реакции, и соответствующий «цикл» повторя­ется снова. Революции, по Парето, всего лишь смена и борьба элит:правящей элиты и потенциальной элиты, которая, правда, маски­руется тем, что говорит якобы от имени народа. Но это очень часто лишь обман для непосвященных.Парето отмечает, что высшая и низшая страты (элита и массы) неоднородны. В низшей имеются люди, обладающие способнос­тями к управлению обществом. В элите же постоянно накаплива­ются элементы, не обладающие качествами, необходимыми для управления, и прибегающие к насилию, террору. Аристократия переживает не только количественный, но и качественный упадок. Вместе с тем история - не только кладбище аристократии, но и преемственность аристократии. «Правящий класс пополняется се­мьями, происходящими из низших классов». Элита, борясь с контрэлитой, может использовать один из двух способов (или оба сразу): либо уничтожить ее, либо абсорбировать, причем после­дний способ - не только более гуманный, но и наиболее эффек­тивный, поскольку дает возможность избежать революций.

Следует сказать, что английская элита оказалась, пожалуй, наи­более преуспевшей в абсорбации потенциальных и наиболее подго­товленных представителей контрэлиты. Несколько веков она дер­жит открытыми (или, лучше сказать, приоткрытыми) двери для наиболее мобильных представителей непривилегированных классов. Значительно ниже социальная мобильность в элиту в Испании, Португалии, странах Латинской Америки. Всякое общество чрева­то нестабильностью. Закрытость элит рано или поздно приводит к старению общества и его закату.

В своем фундаментальном труде «Социалистические системы» Парето соглашается с Марксом в том, что классовая борьба - важ­нейший фактор мировой истории. Но утверждает, что неверно по­лагать, что классовая борьба порождается экономическими причи­нами, вытекающими из отношений собственности на средства про­изводства. Он считает, что борьба за политическую власть является первопричиной как столкновения элиты и масс, так и соперниче­ства правящей и неправящей элит. Следствием классовой борьбы в современную эпоху будет не установление диктатуры пролетариа­та, как утверждал Маркс, а господство тех, кто выступает от име­ни пролетариата, т.е. опять-таки привилегированной элиты. В наше время социалисты отлично усвоили, что революции конца XVIII века просто поставили у власти буржуазию на место прежней элиты, ...но они искренне считают, будто новая элита политиков будет крепче держать свои обещания, чем те, которые сменяли друг друга до сих пор. Впрочем, все революционеры последовательно провозглашают, что прошлые революции в конце концов закан­чивались только надувательством народа, что подлинной станет та революция, которую готовят они. «Все до сих пор происходив­шие движения, - говорится в «Манифесте Коммунистической партии», - были движениями меньшинства или совершались в ин­тересах меньшинства. Пролетарское движение есть самостоятель­ное движение огромного большинства в интересах огромного боль­шинства». К сожалению, эта подлинная революция, которая дол­жна принести людям безоблачное счастье, есть лишь вводящий в заблуждение мираж, никогда не становящийся реальностью. Она похожа на золотой век, о котором мечтали тысячелетиями. Паре-то можно поздравить: почти через столетие общественность может по достоинству оценить его проницательность.

Наряду со сходством базисных положений Парето и Моски мож­но отметить и их различия. Если Парето делал упор на замене од­ного типа элит другим, то Моска подчеркивал постепенное про­никновение в элиту «лучших» представителей массы. Если Моска абсолютизирует действие политического фактора, то Парето объяс­няет динамику элит во многом психологически: элита господствует над массой, насаждая политическую мифологию, сама же она воз­вышается над обыденным сознанием. Для Моски элита - полити­ческий класс, у Парето понимание элиты шире, оно более антро-пологично.

Многие крупные современные политологи критикуют опреде­ленные стороны концепции Парето, особенно за перегруженность ценностными суждениями, спорность выводов о «циркуляции элит».

Перечисление основоположников элитологии бьыо бы непол­ным, если бы мы не остановились на трудах Р.Михельса. В кон­тексте элитологии нас больше всего будет интересовать главный труд Р.Михельса «Социология политических партий в условиях демокра­тии», изданный в Лейпциге в 1911 году. Здесь мы отмечаем прак­тически полную солидарность ученого с уже знакомыми нам поло­жениями о том, что общество не может существовать без господ­ствующего или политического класса, и что наличие такого класса - постоянно действующий фактор социальной эволюции. Он с сочувствием цитирует мысль Руссо о том, что масса, делегируя свой суверенитет, перестает быть суверенной. Для него представ­лять... значит выдавать единичную волю за массовую. Отсюда вы­текает важнейшая исходная точка его рассуждений: «Масса вообще никогда не готова к господству, но каждый входящий в нее инди­вид способен на это, если он обладает необходимыми для этого положительными или отрицательными качествами, чтобы подняться над нею и выдвинуться в вожди». Даже самое бесклассовое (если таковое возможно) коллективистское общество будущего нуждает­ся в элите.

Михельс был убежден, что большинство человечества никогда не будет способно к самоуправлению, даже в том случае, если ког­да-либо недовольным массам удастся лишить господствующий класс его власти. И все потому, что рано или поздно в среде самих масс с необходимостью появится новое организованное меньшинство, которое возьмет на себя функции господствующего класса. И дела­ет глобальный вывод: господствующий класс представляет собой единственный фактор, имеющий непреходящее значение во всемирной истории. Это уже чистый элитаризм, а автор - убежденный элитарист.

Известность Михельса связана также с сформулированным им «железным законом олигархических тенденций». Суть закона: демок­ратия, чтобы сохранить себя и достичь известной стабильности, вынуждена создавать организацию, а это связано с выделением эли­ты - активного меньшинства, которому массе приходится дове­риться ввиду невозможности ее прямого контроля над этим мень­шинством. Поэтому демократия неизбежно превращается в оли­гархию, и люди, совершая социальный переворот, убегают от Сциллы, чтобы попасть к Харибде. Таким образом, демократия сталкивается с неразрешимым противоречием: во-первых, она чужда человеческой природе и, во-вторых, неизбежно содержит олигархическое ядро.

Нужно сказать, что первоначально идеи и политические пози­ции Михельса отличались руссоистско-синдикалистским макси­мализмом, убежденностью автора в том, что подлинная демокра­тия - ...непосредственная, прямая; демократия представительная -

явление преходящее, переходное: она несет в себе зародыш олигархичности. Затем Михельс приходит к выводу о том, что олигар­хия - неизбежная тенденция в мире организаций, в том числе по­литических партий. Причина образования олигархии даже в самых демократических организациях лежит в технической невозможнос­ти обойтись без лидеров, без аппарата управления, из чего создает­ся соответствующий слой чиновничества. Причем эти выводы ни в коей мере, по мнению автора, «не опровергают материалистичес­кое понимание истории, не подменяют его, а только дополняют». Классовая борьба всей своей логикой приводит к созданию новой олигархии, переплетающейся со старой. В серьезной обоснован­ности этих выводов трудно усомниться.

Значительное внимание в своих научных исследованиях Михельс уделяет анализу деятельности политических (прежде всего социа­листических и социал-демократических) партий, выяснению их роли как источника и механизма формирования элитных правя­щих слоев. Михельс исходит из того факта, что власть в партиях принадлежит фактически узкому кругу лиц, находящихся на вер­хних ступенях партийной иерархии. Необходимость управления организацией требует создания аппарата, состоящего из профес­сионалов, и партийная власть неизбежно концентрируется в их руках. Но партия - это не самоцель и она не тождественна с классом или массой. Это средство достижения правящей партий­ной элитой определенных целей, главная из которых - государ­ственная власть. Поэтому партии делегируют на самые высокие и авторитетные должности, особенно в парламентах, своих самых подготовленных и авторитетных представителей. Они стремятся заполучить наиболее влиятельные должности в аппарате государ­ственного управления с тем, чтобы, по их разумению, принести наибольшую пользу.

У Михельса мы встречаем элементы исторического подхода к демократии.На нижней ступени человеческой культуры господ­ствовала тирания. Демократия могла возникнуть только на более поздней и высокоразвитой стадии общественной жизни». Но, ана­лизируя события, мы замечаем, что по мере развития общества демократия вновь оборачивается вспять в сторону тирании, порож­дая такое явление, как вождизм. Конечно, институт вожцей был известен во всех прежних эпохах. Но когда сегодня, особенно сре­ди ортодоксальной социал-демократии приходится слышать, что в социал-демократии нет вождей, а есть лишь чиновники, то остает­ся лишь удивляться такому ограниченному видению мира и еще раз

подчеркивать: отрицание вождизма на словах ведет к усилению это­го вождизма на деле, ибо не позволяет массам разглядеть действи­тельную опасность . Даже если иметь в виду только психологичес­кий феномен, то и в этом случае ясно, что даже «самый что ни на есть благонамеренный идеалист за короткий период на посту вождя вырабатывает в себе качества, характерные для вождизма». И это справедливо. Давайте посмотрим историю практически каждой про­летарской партии. Что происходило с их лидерами после прихода к реальной власти в стране?

Партийная элита обладает преимуществами перед рядовыми чле­нами - имеет больший доступ к информации, возможности оказы­вать давление на массы. «Чем более расширяется и разветвляется официальный аппарат, - пишет Михельс, - чем больше членов входит в организацию, ...тем больше в ней вытесняется демокра­тия, заменяемая всесилием исполнительных органов. Формирует­ся строго обособленная бюрократия со множеством инстанций. Таким образом, нет сомнения в том, что бюрократизм олигархи­ческой партийной организации вытекает из практической формаль­ной необходимости, ...демократия - всего лишь форма. Но форму нельзя ставить выше содержания» .

Причем элита очень подвержена всем соблазнам обладания вла­стью и всегда настроена «использовать массы в качестве трампли­на для достижения своих целей и планов». Особое внимание Ми­хельс уделяет борьбе элит за позиции власти. «Редко борьба меж­ду старыми и новыми вождями заканчивается полным устранением первых. Заключительный акт этого процесса состоит не столько в смене элит, сколько в их реорганизации. Происходит их слия­ние» .

Невозможность демократии существовать без организации, уп­равленческого аппарата и профессиональной элиты неизбежно ве­дет к закреплению постов и привилегий, к отрыву от масс, факти­ческой несменяемости лидеров. Вожди, как правило, невысоко ставят массы. Вожди делают ставку на безмолвие масс, когда уст­раняют их от дел. Представитель...превращается из слуги народа в господина над ним. Вожди, являясь первоначально творением масс, постепенно становятся их властелинами. Одновременно с образованием вождизма, обусловленного длительными сроками занятия постов, начинается его оформление в касту.

Опираясь на все полученные выводы, Михельс доказывает «фор­мально-техническую невозможность прямого господства масс» и долговременной демократии. И вытекает это прежде всего «из чис­ленности». Гигантские митинги стремятся без подсчета голосов и учета различных мнений принимать резолюции целиком, не вни­кая в детали. Толпы заменяют и вытесняют индивида. Причем ха-ризматических лидеров, поднимающих массы к активной деятель­ности, сменяют бюрократы, а революционеров и энтузиастов - консерваторы и приспособленцы. Руководящая группа становится все более изолированной и замкнутой, защищает, прежде всего, свои привилегии и в перспективе превращается в интегральную часть правящей элиты.

Профессиональные функционеры профсоюзов, социалистичес­ких и левых партий, особенно ставшие членами парламента, меня­ют свой социальный статус, становятся членами правящей элиты. Таким образом, лидеры масс, став частью элиты, начинают защи­щать ее интересы и тем самым свое собственное привилегирован­ное положение. Но интересы масс не совпадают с интересами бю­рократических лидеров массовых организаций. Поэтому элита склон-на проводить консервативную политику, не выражающую интересы масс, хотя она и действует от их имени, конкурируя с другими фракциями политической элиты, а именно с элитой аристокра­тии, менеджеров и т.д. Жизнь лидеров социал-демократических партий становится буржуазной или мелкобуржуазной, и они защи­щают свое новое положение. А поскольку элита «организуется и консолидируется, управляя массой», Михельс считает неизбежной элитарную структуру любой общественной организации.

Как видим, Михельсу нельзя отказать во многих тонких наблю­дениях и обобщениях. Но можно разглядеть и белые пятна. Опи­сывая действительную трансформацию лидеров социал-демократии, он абсолютизирует этот феномен, выводя его из вечных механиз­мов управления, с неизбежностью выливающихся в олигархичес­кое правление. Главный вывод Михельса заключается в том, что неолигархическое управление большими организациями невозмож­но технически. Но ведь технические препятствия рано или поздно могут быть преодолены. Михельс не был знаком с возможностями современных управленческих и информационных систем. Возможна ли демократия и неолигархическое управление большими орга­низациями, если технические препятствия для этого преодолены, если существует развитая система прямой и обратной связи между руководителями и членами больших организаций - проблема, ко­торая еще ждет своего решения.

Хотелось бы высказать еще несколько замечаний по поводу «же­лезного закона олигархии» Михельса. Во-первых, требует уточне­ния термин олигархия. Известно, что Платон называл олигархи­ей власть богачей . Но закономерность, которую описывает Ми-хельс, - это отнюдь не концентрация власти в руках богатых. Ее гораздо правильнее было бы назвать элитарной или бюрократичес­кой тенденцией.

Но главное возражение вызывает прилагательное «железный», прямо указывающее на фатальность, неотвратимость указанного процесса. Действительна ли эта неотвратимость? Действительно ли она обнаруживает себя всегда и при всех условиях? Действительно ли то, что ей невозможно и даже бессмысленно противиться? Не пра­вильнее ли ставить вопрос о том, как предотвратить эту тенденцию, адаптируя к конкретным условиям и потребностям? Но Р.Михельс так вопрос не ставит. И не случайно. Ссылаясь на объективность закона олигархии, он скатывается на позиции его апологетики.

В этом вопросе нам ближе позиция М.Я.Острогорского - рос­сийского ученого, одного из основателей социологии политичес­ких партий. Ссылки на труды Острогорского не часто встречаются в западной социологической литературе. А между тем М.Я.Остро-горский не только раньше Михельса, но и более глубоко и точно проанализировал указанную тенденцию. Причем поставил вопрос о возможности противодействия ей с демократических позиций.

Книга М.Я. Острогорского «Демократия и политические партии» впервые была издана во Франции в 1898 г. и лишь через три десяти­летия была опубликована в СССР. Интересующую нас проблему Острогорский проанализировал на примере политических партий Англии, Франции, США. Он описал процесс бюрократизации руководящей верхушки и аппарата политических партий. Об этой тенденции он писал как об опасном для демократии явлении, не­сущем прежде всего угрозу достоинству человеческой личности.

Исследуя кокусы - избирательные комитеты, создаваемые парти­ями и контролирующие избирательные кампании, Острогорский показывает, как и каким образом контроль над партийной органи­зацией переходит в руки партийных функционеров, партийной бюрократии, давая ей возможность мобилизовать электорат на под­держку их партии. Руководство партии монополизирует средства коммуникации и прессу. В случае победы на выборах ее ставлен­ники занимают элитные должности в стране. Причем, по Остро-горскому, этот процесс отнюдь не является железной необходимо­стью. Он действует только тогда, когда не встречает противодей­ствия со стороны демократических сил.

Отметим также, что концепция ученого родилась не на пустом месте, она опиралась на традиции российской либеральной мысли второй половины XIX - начала XX веков. Ее представляли и про­должали такие видные теоретики, как Б.Н.Чичерин, Л.И.Петра-жицкий, П.М.Новгородцев, С.А.Муромцев, П.Н.Милюков.

К элитологам первого поколения западные историки социологи­ческой науки не без оснований относят и Жоржа Сореля, француз­ского теоретика, критика буржуазной демократии, которую он на­зывал раем для финансистов. Сорель с большим темпераментом доказывал, что демократия - обман, что теория власти народа и капиталистическая практика разительно противоречат друг другу, что подобная политическая система, именуемая ее апологетами де­мократией, в действительности есть олигархия финансовых тузов.

При этом неизбежно возникает вопрос, с каких позиций крити­куется демократия - слева, с леворадикальных позиций истори­ческого материализма, или справа, с позиций правого радикализ­ма. Сорель более склонялся к критикам справа. Сорель писал, что в «век масс» углубляется противоречие между утопией (идеологией элиты) и «популярными мифами» (идеологией масс). Первая апел­лирует к умам с высокоразвитой способностью к рассуждениям (спе­цифическое качество элиты). Напротив, воздействие «популярных мифов» основано на внушении, на гипнотизировании масс; чем глубже они воздействуют на «массовые инстинкты», чем больше щекочут нервы толпы, чем активнее провоцируют слепое, стихий­ное начало, тем они действеннее . Сорель во многом следует за кон­цепцией массовой психологии Г.Лебона. В свою очередь, ряд идей Сореля развил К.Маннгейм в своей известной книге «Идеология и утопия». Большой вклад в развитие теории элит внесли крупнейшие соци­альные мыслители конца XIX - первых десятилетий XX века: М.Вебер, прежде всего в связи с учением о политике как особой форме профессиональной деятельности, и З.Фрейд - социально-психоло­гическим обоснованием элитаризма. Их взгляды будут рассмотрены нами специально.

Еще раз отметим, что заслуга основателей элитологии в том, что они вычленили объект и предмет науки, систематизировали накопленные знания о правящих меньшинствах, попытались сфор­мулировать закономерности формирования, структурирования и смены элит, особенности их функционирования в различных конк­ретно-исторических-условиях. Мы не исключаем, что они могли, увлекшись, что вполне естественно, предметом своего исследова­ния, заблуждаться, в гипертрофированной форме отражать сущ­ность, место и роль элит, недооценить роль неэлит и широких на­родных масс в историческом процессе. Не исключено выполнение некоторыми из них пропагандистского социального заказа на апо­логетику элит и власть имущих вообще. Не учитывать это в работе над первоисточниками нельзя.

II. Современные теории элит.

Основные направления современной элитарной теории.

Макиавеллистская школа

Концепции элит Моски, Парето и Михельса дали толчок широким теоретическим, а впоследствии (преимущественно после второй мировой войны) и эмпирическим исследованиям групп, руководящих государством или претендующих на это. Современные теории элит разнообразны. Исторически первой группой теорий, не тративших современной значимости, являются уже вкратце рассмотренные концепции макиавеллистской школы (Моска, Парено Михельс и др.). Их объединяют следующие идеи:

1. Особые качества элиты, связанные с природными дарованиями и воспитанием и проявляющиеся в ее способности к управлению или хотя бы к борьбе за власть.

2. Групповая сплоченность элиты. Это сплоченность группы, объединяемой не только общностью профессионального статуса, социального положения и интересов, но и элитарным самосознанием, восприятием себя особым слоем, призванным руководить обществом.

3. Признание элитарности любого общества, его неизбежного разделения на привилегированное властвующее творческое меньшинство и пассивное, нетворческое большинство. Такое разделение закономерно вытекает из естественной природы человека и общества. Хотя персональный состав элиты изменяется, ее господствующие отношения к массам в своей основе неизменны. Так, например, в ходе истории сменялись вожди племен, монархи, бояре и дворяне, народные комиссары и партийные секретари, министры и президенты, но отношения господства и подчинения между ними и простым людом сохранялись всегда.

4. Формирование и смена элит в ходе борьбы за власть. Господствующее привилегированное положение стремятся занять многие люди, обладающие высокими психологическими и социальными качествами. Однако никто не хочет добровольно уступать им свои посты и положение. Поэтому скрытая или явная борьба за место под солнцем неизбежна.

5. В общем конструктивная, руководящая и господствующая роль элиты в обществе. Она выполняет необходимую для социальной системы функцию управления, хотя и не всегда эффективно. Стремясь сохранить и передать по наследству свое привилегированное положение, элита имеет тенденцию к вырождению, Утрате своих выдающихся качеств.

Макиавеллистские теории элит подвергаются критике за преувеличение значения психологических факторов, антидемократизм и недооценку способностей и активности масс, недостаточный учет эволюции общества и современных реальностей государств всеобщего благоденствия, циничное отношение к борьбе за власть. Такая критика во многом не лишена оснований.

Ценностные теории

Преодолеть слабости макиавеллистов пытаются ценностные теории элиты. Они, как и макиавеллистские концепции, считают элиту главной конструктивной силой общества, однако смягчают свою позицию по отношению к демократии, стремятся приспособить элитарную теорию к реальной жизни современных государств. Многообраз. ные ценностные концепции элит существенно различаются по степени защиты аристократизма, отношению к массам, демократии и т.д. Однако они имеют и ряд следующих общих установок:

1. Принадлежность к элите определяется обладанием высокими способностями и показателями в наиболее важных для всего общества сферах деятельности. Элита - наиболее ценный элемент социальной системы, ориентированный на удовлетворение ее важнейших потребностей. В ходе развития у общества отмирают многие старые и возникают новые потребности, функции и ценностные ориентации. Это приводит к постепенному вытеснению носителей наиболее важных для своего времени качеств новыми людьми, отвечающими современным требованиям. Так в ходе истории произошла смена аристократии, воплощающей нравственные качества и прежде всего честь, образованность и культуру, предпринимателями, в хозяйственной инициативе которых нуждалось общество. Последние же, в свою очередь, сменяются менеджерами и интеллектуалами - носителями столь важных для современного общества знаний и управленческой компетентности.

Некоторые современные сторонники ценностной теории элит утверждают, что лишь индустриальное и постиндустриальное общество становится подлинно элитарным, поскольку «покоившееся на владении частной собственностью классовое господство сменилось в нем господством групп, которые рекрутируются отныне не по крови или владению собственностью, а на основе деловой квалификации».

2. Элита относительно сплочена на здоровой основе выполняемых ею руководящих функций. Это - не объединение людей, стремящихся реализовать свои эгоистические групповые интересы, а сотрудничество лиц, заботящихся прежде всего об общем благе.

3. Взаимоотношения между элитой и массой имеют не столько характер политического или социального господства, сколько руководства, предполагающего управленческое воздействие, основанное на согласии и добровольном послушании управляемых и авторитете власть имущих. Ведущая роль элиты уподобляется руководству старших, более знающих и компетентных по отношению к младшим, менее осведомленным и опытным. Она отвечает интересам всех граждан.

4. Формирование элиты - не столько результат ожесточенной борьбы за власть, сколько следствие естественного отбора обществом наиболее ценных представителей. Поэтому общество должно стремиться совершенствовать механизмы такой селекции, вести поиск рациональной, наиболее результативной элиты во всех социальных слоях.

5. Элитарность - условие эффективного функционирования любого общества. Она основана на естественном разделении управленческого и исполнительского труда, закономерно вытекает из равенства возможностей и не противоречит демократии. Социальное равенство должно пониматься как равенство жизненных шансов, а не равенство результатов, социального статуса. Поскольку люди не равны физически, интеллектуально, по своей жизненной энергии и активности, то для демократического государства важно обеспечить им примерно одинаковые стартовые условия. На финиш же они придут в разное время и с разными результатами. Неизбежно появятся социальные «чемпионы» и аутсайдеры.

Некоторые сторонники ценностной теории элит пытаются разработать количественные показатели, характеризующие ее влияние на общество. Так, Н. А. Бердяев на основе анализа развития разных стран и народов вывел «коэффициент элиты» как отношение высокоинтеллектуальной части населения к общему числу грамотных. Коэффициент элит, составляющий свыше 5%, означает наличие в обществе высокого потенциала развития. Как только этот коэффициент опускался до примерно 1%, империя прекращала существование, в обществе наблюдались застой и окостенение. Сама же элита превращалась в касту, жречество .

Ценностные представления о роли элиты в обществе преобладают у современных неоконсерваторов, утверждающих, что элитарность необходима для демократии. Но сама элита должна служить нравственным примером для других граждан и внушать к себе уважение, подтверждаемое на свободных выборах.

Теории демократического элитизма

Основные положения ценностной теории элит лежат в основе концепций демократического элитизма (элитарной демократии), получивших широкое распространение в современном мире. Они исходят из предложенного Йозефом Шумпетером понимания демократии как конкуренции между потенциальными руководителями за доверие избирателей. Как писал Карл Мангейм, «демократия влечет за собой антиэлитистскую тенденцию, но не требует идти до конца к утопическому уравнению элиты и масс. Мы понимаем, что демократия характеризуется не отсутствием страты элиты, а скорее новым способом рекрутирования и новым самосознанием элиты» .

Сторонники демократического элитизма, ссылаясь на результаты эмпирических исследований, утверждают, что реальная демократия нуждается как в элитах, так и в массовой политической апатии, поскольку слишком высокая политическая партиципация угрожает стабильности демократии. Элиты необходимы прежде всего как гарант высокого качественного состава руководителей, избранных населением. Сама социальная ценность демократии решающим образом зависит от качества элиты. Руководящий слой не только обладает необходимыми для управления свойствами, но служит защитником демократических ценностей и способен сдержать часто присущий массам политический и идеологический иррационализм, эмоциональную неуравновешенность и радикализм.

В 60-70-е гг. утверждения о сравнительном демократизме элиты и авторитаризме масс были в значительной мере опровергнуты конкретными исследованиями. Оказалось, что хотя представители элит обычно превосходят низшие слои общества в принятии либерально-демократических ценностей (свободы личности, слова, конкуренции и т.д.), в политической толерантности, терпимости к чужому мнению, в осуждении диктатуры и т.п., но они более консервативны в признании социально-экономических прав граждан: на труд, забастовку, организацию в профсоюз, социальное обеспечение и т.п. Кроме того, некоторые ученые (П. Бахрах, Ф. Нашольд) показали возможность повышать стабильность и эффективность политической системы с помощью расширения массового политического участия.

Концепции плюрализма элит

Установки ценностной теории о ценностно-рациональном характере отбора элит в современном демократическом обществе развивают концепции множественности, плюрализма элит, являющиеся, пожалуй, наиболее распространенными в сегодняшней элитарной мысли. Их нередко называют функциональными теориями элиты. Они не отрицают элитарную теорию в целом, хотя и требуют коренного пересмотра ряда ее основополагающих, классических установок. В основе плюралистической концепции элиты лежат следующие постулаты:

1. Трактовка политических элит как элит функциональных. Квалификационная подготовленность к выполнению функций управления конкретными общественными процессами - важнейшее качество, определяющее принадлежность к элите. Функциональные элиты это лица или группы, обладающие особой квалификацией, необходимой для занятия определенных руководящих позиций в обществе. Их превосходство по отношению к другим членам общества проявляется в управлении важными политическими и социальными процессами или во влиянии на них».

2. Отрицание элиты как единой привилегированной относительно сплоченной группы. В современном демократическом обществе власть распылена между разнообразными группами и институтами, которые с помощью прямого участия, давления, использования блоков и союзов могут налагать вето на неугодные решения, отстаивать свои интересы, находить компромиссы. Сами отношения власти изменчивы, флюидны. Они создаются для определенных решений и могут заменяться для принятия и реализации других решений. Это ослабляет концентрацию власти и предотвращает складывание устойчивого властвующего слоя.

Существует множество элит. Влияние каждой из них ограничено специфической для нее областью деятельности. Ни одна из них не способна доминировать во всех областях жизни. Плюрализм элит определяется сложным общественным разделением труда, многообразием социальной структуры. Каждая из множества базисных, quotматеринских групп - профессиональных, региональных, религиозных, демографических и других - выделяет свою собственную элиту, защищающую ее ценности и интересы и одновременно активно воздействующую на нее. Различия между элитами важнейших общественных секторов более значительны, чем различия между слоями элиты, принадлежащими к одному сектору.

3. Деление общества на элиту и массу относительно, условно и часто размыто. Между ними существуют скорее отношения представительства, чем господства или постоянного руководства. Элиты находятся под контролем материнских групп. С помощью разнообразных демократических механизмов - выборов, референдумов, опросов, прессы, групп давления и т.д. - можно ограничить или вообще предотвратить действие сформулированного Михельсом «закона олигархических тенденций» и удержать элиты под влиянием масс. Этому способствует конкуренция элит, отражающая экономическую и социальную конкуренцию в современном обществе. Она предотвращает складывание единой господствующей руководящей группы и делает возможной подотчетность элит массам.

4. В современных демократиях элиты формируются из наиболее компетентных и заинтересованных граждан, которые весьма свободно могут входить в состав элиты, участвовать в принятии решений. Главный субъект политической жизни - не элиты, а группы интересов. Различия между элитой и массой основаны главным образом на неодинаковой заинтересованности в принятии решений. Доступ в руководящий слой открывают не только богатство и высокий социальный статус, но прежде всего личные способности, знания, активность и т.п.

5. В демократических государствах элиты выполняют важные общественные функции, связанные с управлением. Говорить же об их социальном господстве неправомерно.

Концепции плюрализма элит широко используются для теоретического обоснования современных западных демократий. Однако эти теории во многом идеализируют действительность. Многочисленные эмпирические исследования свидетельствуют о явной неравномерности воздействия различных социальных слоев на политику, о преобладании влияния капитала, представителей военно-промышленного комплекса и некоторых других групп. Учитывая это, некоторые сторонники плюралистического элитизма предлагают выделять наиболее влиятельные «стратегические» элиты, чьи «суждения, решения и действия имеют важные предопределяющие последствия для многих членов общества».

Леволиберальные концепции

Своего рода идейным антиподом плюралистического элитизма выступают леволиберальные теории элиты. Важнейший представитель этого направления Чарльз Райт Миллс еще в 50-х гг. пытался доказать, что США управляются не многими, а одной властвующей элитой. Леволиберальный элитизм, разделяя некоторые положения макиавеллистской школы, имеет и специфические, отличительные черты:

1. Главный элитообразующий признак - не выдающиеся индивидуальные качества, а обладание командными позициями, руководящими должностями. Властвующая элита, по Миллсу, состоит из людей, занимающих такие позиции, которые дают им возможности возвыситься над средой обыкновенных людей и принимать решения, имеющие крупные последствия. Это обусловлено тем, что они командуют важнейшими иерархическими институтами и организациями современного общества. Они занимают в социальной системе стратегические командные пункты, в которых сосредоточены действенные средства, обеспечивающие власть, богатство и известность, которыми они пользуются» . Именно занятие ключевых позиций в экономике, политике, военных и других институтах обеспечивает власть и тем самым конституирует элиту. Такое понимание элиты отличает леволиберальные концепции от макиавеллистских и других теорий, выводящих элитарность из особых качеств людей.

2. Групповая сплоченность и разнообразие состава властвующей элиты, которая не ограничивается элитой политической, непосредственно принимающей государственные решения, а включает и руководителей корпораций, политиков, высших государственных служащих и высших офицеров. Их поддерживают интеллектуалы, хорошо устроившиеся в рамках существующей системы.

Сплачивающим фактором властвующей элиты является не только общая заинтересованность составляющих ее групп в сохранении своего привилегированного положения и обеспечивающего его общественного строя, но и близость социального статуса, образовательного и культурного уровня, круга интересов и духовных ценностей, стиля жизни, а также личные и родственные связи.

Внутри правящей элиты существуют сложные иерархические отношения. Хотя Миллс остро критикует господствующую элиту США, раскрывает связь политиков с крупными собственниками, он все же не сторонник марксистского классового подхода, рассматривающего политическую элиту лишь как выразителей интересов монополистического капитала.

3. Глубокое различие между элитой и массой. Выходцы из народа могут войти в элиту, лишь заняв высокие посты в общественной иерархии Однако реальных шансов на это у них немного. Возможности влияния масс на элиту посредством выборов и других демократических институтов весьма ограниченны. С помощью денег, знаний, отработанного механизма манипулирования сознанием властвующая элита управляет массами фактически бесконтрольно.

4. Рекрутирование элиты осуществляется преимущественно из своей собственной среды на основе принятия ее социально-политических ценностей. Важнейшими критериями отбора являются обладание ресурсами влияния, а также деловые качества и конформистская социальная позиция.

5. Первейшая функция властвующей элиты в обществе - обеспечение своего собственного господства. Именно этой функции подчинено решение управленческих задач. Миллс отрицает неизбежность элитарности общества, критикует ее с последовательно демократических позиций.

III .Политическая элита в России.

Политическая элита и аппарат органов государственной власти: диалектика взаимодействия.

Известно, что, даже будучи в высшей степени профессиональ­ной и самостоятельной, элита не может нормально функциониро­вать вне аппаратной системы, соответствующих силовых структур и спецслужб, без мощной материально-финансовой и технической базы. Ее качество и эффективность во многом определяются каче­ством кадров аппарата управления, их способностью высокопро-фессионально выполнять организационно-управленческие, инфор­мационно-аналитические, прогнозные, контрольные, воспитатель­ные функции. Без него не сдвинется с мертвой точки ни одно сколько-нибудь важное государственное решение. Идеи и замыслы политической элиты реализовывать должен аппарат, Это аксиома. Но автоматически высокоэффективное взаимодействие элиты и чи­новничества не формируется. Даже под самым пристальным при­смотром политического руководства бюрократ или взяточник не становятся более нравственными. Вряд ли они прозреют и будут честно служить закону, идеям демократии и справедливости. Пусть никого не вводит в заблуждение внешняя доступность и хорошие манеры вчерашнего чинуши, его респектабельный вид, внутрен­няя его суть скорее всего прежняя. Просто он включился в процесс перераспределения власти, приспосабливается к ситуации плюра­лизма и демократии.

Элитный правящий слой, выполняя роль ведущего, оказывает активное влияние на аппарат органов государственной власти. При­чем наиболее сильно это влияние, если стратегический курс вер­хов отличается конструктивностью и последовательностью, неза­висимостью в экономике и публичностью в политике, не позволяет проникать на государственную службу профессионально непригод­ным к государственной деятельности людям, исповедует филосо­фию согласия и межнационального уважения, поддерживает высо­кий авторитет науки и культуры. Госаппарат, неся службу, являет­ся слугой избранных лидеров и назначенных официальных лиц. Первые руководители определяют структуру, функции, основные направления и приоритеты государственной службы; устанавлива­ют принципы, стандарты, критерии и порядок формирования ее личного состава; контролируют госаппарат, определяют содер­жание работы на должностях и дисциплинарную практику, несут непосредственную ответственность за качество и эффективность го­сударственной службы. На уровне страны персональную ответствен­ость за всю организацию государственной службы несет либо пре­зидент, либо премьер-министр. На уровне субъекта федерации - глава администрации. На уровне ведомства - руководитель или первый заместитель руководителя учреждения. Они непосредственно и направляют деятельность соответствующих советов по проблемам государственной службы и кадровой политики.

Через повседневное общение в процессе реализации государствен­ных решений профессионалы-служащие вовлекаются в активную по­литику, а политические ценности все больше проникают в процесс управления. Уйти от этого практически невозможно. Даже индиви­дуальные черты руководителя (стиль одежды, тональность обще­ния, форма отдыха) со временем начинают проявляться в поведе­нии управляемых, оказывая активное влияние на их мировоззре­ние, поступки, стиль жизни.

Все служащие государственного аппарата независимо от того, какого уровня чиновниками они являются, обладают достаточно широким диапазоном свободы выбора и действий. Они не могут, а часто и не хотят, выходить за рамки политических отношений, а тем более абстрагироваться от мировоззренческих систем. Скорее наоборот, будучи профессионалами и свободными гражданами, имеют достаточные права и реальные возможности на свободу дей­ствий с политическим акцентом в рамках своих же полномочий. Чисто административными мерами лишить их этой возможности практически нельзя.

Да и в этом нет никакой необходимости. Чиновники и аппарат, хотим мы того или не хотим, все равно имеют массу точек сопри­косновения с политической сферой. А значит никак не могут быть ограничены чисто технической реализацией установок и предписа­ний, выработанных законодателями, высшими исполнительными и судебными инстанциями, правящими партиями. Тем более, что не лишено оснований суждение о том, что аппарат без патронажа сильной власти, сосредоточенной в руках авторитетных и полити­чески компетентных «первых» руководителей, неизбежно дегради­рует и разваливается.

Государственный аппарат, в свою очередь, также играет актив­ную роль, обеспечивая разветвленной структурой органическое един­ство политической элиты, государственной службы и государствен­ного служащего. Аппарат нередко представляет собой последний оплот, защищающий от расстройства демократические механиз­мы государственной власти. Скажем, в каждой стране имеет место совершенно конкретная проблема, которую в США называют проблемой железного треугольника. Суть ее в следующем: в парла­менте имеется специализированный комитет по каждой сфере фун­кционирования государства, например, по банковскому делу или агробизнесу. Существует также Министерство финансов и Мини­стерство сельского хозяйства. Наконец, в частном секторе есть со­ответствующая структура - банк или агрокомбинат. Все они, вза­имодействуя, постепенно формируют довольно жесткую группу, которая и определяет политику в своей сфере. Даже президенту страны иной раз трудно что-либо изменить в этом треугольнике. Вот что такое единение политиков и чиновников, тем более когда закон носит рамочный характер и служащий становится его интер­претатором.

Наличие такого рода треугольников свидетельствует о том, что политика делается не только президентами, министрами и депута­тами. Под патронажем президентов политика делается парламента­ми и правительствами, и политическими партиями, и обществен­ными движениями, и банками. Делается она и профессиональным чиновничеством. И это неизбежно. Другое дело, в каких масшта­бах это происходит, какова конфигурация линии политическая система - политическая деятельность - закон - государственная служба - государственный служащий.

Диапазон этой конфигурации достаточно широк: от полного сра­щивания исполнительного аппарата с политикой до полной поли­тической чистоты государственной службы, когда главным про­фессиональным и этическим принципом госслужбы становится ло­яльность государству, честное исполнение законов, добросовестное служение министру. Еще Макиавелли предупреждал: Если ты уви­дишь, что советник думает больше о себе, чем о тебе, и во всех делах ищет собственную пользу, то человек такого склада никогда не будет хорошим помощником. Тот, в чьи руки отдана власть, обязан думать не о себе, а только о князе, он не смеет даже упоми­нать при нем о делах, не касающихся государства 1 . Его основная обязанность и главное достоинство - честно и грамотно исполнять законы, требования регламентов и должностных инструкций. При­чем добросовестное служение - не какое-то достоинство, не доб­родетель, за которые полагается особое вознаграждение, а норма. Социально продуктивной элита может быть лишь при условии бе­зупречности, строжайшего режима функционирования и самодис­циплины аппарата. Только за элитой с таким аппаратом люди бу

См.: Макиавелли Н. Собр. соч. М., 1996, с. 100

дут признавать право на власть, будут с чувством достоинства ей повиноваться.

Система государственного управления устроена так, что со вре­менем вокруг лидера складывается достаточно устойчивая и мощ­ная бюрократическая группировка. И она вовсе не безгласна. На­оборот, имеет свои взгляды и амбиции, свои «корпоративные» интересы. Будучи же осведомленной об истинных возможностях и жизненных ориентациях руководителей, об их слабых и сильных сторонах, бюрократия позволяет себе даже большее: начинает «де­лать свою политику», на первом плане которой собственные корпо­ративные интересы. И это понятно. Чиновники тоже люди и оза­бочены тем, чтобы как можно дольше сохранять выгодную для себя ситуацию. Поэтому, вполне логично, они всячески стараются при­поднять авторитет своего руководителя, раздуть его способности, вознести дарования, скрыть пороки. Главное, чтобы он правил как можно дольше. Так бюрократия борется за себя и свою власть. В этих же целях снабжает руководителя «удобной» информацией, предлагает соответствующие проекты решений, ориентирует на со­ответствующие кадры, подталкивает на определенные действия.

Надо учитывать также и то, что руководитель един, а околоэлит­ное окружение - многочисленное и часто неплохо сплоченное. Даже при небольшом рассогласовании во взаимоотношениях по линии ру­ководитель-аппарат первый оказывается в одиночестве, с дози­рованной информацией, под сильным прессингом «общественно­го мнения» аппарата. Для власти такая ситуация очень опасна.

Ученые и практики на Западе все чаще приходят к выводу, что наиболее эффективна следующая постановка вопроса: если чинов­ник не согласен с политикой правительства, не согласен с дей­ствиями своего руководства, он должен либо искать другую долж­ность на госслужбе, либо покинуть ее вовсе. Если же начальник склоняет его к противоправным действиям, то служащий вправе обратиться в вышестоящую инстанцию или в соответствующий пар­ламентский комитет по вопросам государственной службы. Тем самым он не только защитит себя, но и доведет до общественности информацию о недостатках в работе администрации.

Для современной России вопрос пределов политизации госслужбы и послушания госслужащих также актуален. Нам необходимо по­степенно, шаг за шагом, но решительно освобождать государствен­ную службу от идеологической засоренности и гиперпартийности. Госслужба не может быть подчинена узкопартийным интересам. Она призвана функционировать в интересах народа и стоять на страже

закона. Чиновник должен обеспечивать общегосударственные ин­тересы, а не служить отдельным лидерам. При этом совершенно ясно, что госслужба не может быть высокопрофессиональной, эф­фективной и социально направленной, если преследует негодные цели и эгоистические замыслы, находится под воздействием дилетантов-по­литиков.

Аппарат не будет работать эффективно, если атмосфера взаимо­отношений между политиками и исполнителями не отличается от­крытостью и конструктивностью, доверием и взаимной заинтере­сованностью в достижении наилучших результатов. В таком случае неизбежны бюрократизм, коррупция и карьеризм - явления, уро­дующие и подминающие под себя все живое - от идей демократи­зации и цивилизованных рыночных отношений до свободы слова и прав человека. В таких условиях трудно рассчитывать на то, что в аппарат по доброй воле пойдут лучшие из лучших, наиболее подго­товленные и энергичные специалисты.

О наличии в нашей госслужбе вышеуказанных слабостей сви­детельствуют, в частности, высокая сменяемость кадров как среди политиков, так и среди чиновничества, перманентные структур­ные реорганизации, напряженность. Например, между работни­ками аппарата Государственной Думы РФ и депутатами. Почти каж­дый четвертый ее чиновник выразил неудовлетворенность сложив­шимися у него взаимоотношениями с депутатами. Наибольшее число конфликтных ситуаций возникает по вопросам организации заседа­ний Думы и парламентских слушаний (34%), подготовки законо­проектов и их экспертизы (23%), информационно-аналитической работы и консультирования депутатов (21%). Чаще всего носителя­ми конфликтного потенциала являются депутаты и руководители аппаратов комитетов, фракций и групп.

И такие трения возникают «не на голом месте», а в связи с не­достатками в организаторской работе, профессиональной слабос­тью и недостаточной взаимной информированностью законодате­лей и служащих аппарата, причем по самому широкому спектру позиций: нормотворческой деятельности Президента РФ, Прави­тельства РФ и субъектов РФ, состояния общественного мнения, расстановке социально-политических сил в стране, законотворчес-кой практики. 42% сотрудников аппарата Думы заявили, что они практически не ощущают своей причастности к решениям, прини­маемым парламентом. Понятен и итог: если служащий Государ­ственной Думы в принципе должен быть живым воплощением ува­жения к закону, принять правилам и нормам, то на самом деле в нынешних условиях он чаще всего руководствуется корпоративны­ми правилами лояльности и политической конъюнктуры, а неред­ко и просто своими собственными интересами.

Причем объективное преимущество профессионального чинов­ника перед неспециалистом-политиком вовсе не означает, что гос­служащие стремятся к узурпации власти или проявляют неуважение к демократическим принципам. Такое положение - временный, хотя пока и неизбежный продукт современного этапа развития рос­сийской государственности. Ведь функции профессиональной го­сударственной службы состоят не только в решении текущих орга­низационных вопросов. Прежде всего они заключаются в анализе, оценке и прогнозировании социально-экономических и политичес­ких процессов; в объективном и своевременном информировании высшего руководства страны, министров, представительных орга­нов, глав администраций о положении дел на вверенном им участ­ке, в оказании консультационных услуг политикам посредством анализа информации и оценки альтернативных вариантов возмож­ных решений; в проведении в жизнь принятых официальными вла­стями законов, решений и постановлений; в отчетности перед со­ответствующими министрами и парламентами за свои действия (или бездействие), особенно по вопросам социальной и экономической эффективности государственной службы, обеспечению ее высокой результативности. Осуществить эти функции вне политики нере­ально, хотя стремиться к максимальной деполитизации аппарата следует. Куда важнее превращение государственной службы в осо­бую форму публично-правовых взаимоотношений государства и граж­данина.

В качестве примера можно рассмотреть порядок принятия бюд­жета на уровне области. Проект бюджета готовится профессиона­лами-чиновниками соответствующих управлений и департаментов. Затем отдельные разделы документа рассматриваются в соответству­ющих комитетах и комиссиях, и только потом документ передается на открытое обсуждение граждан и выносится на рассмотрение за­конодательного собрания. Такая технология вовлекает в работу сотни граждан, снимает многие спорные вопросы и осложнения, повы­шает доверие людей к властям. Подобная практика - еще один элемент системы защиты общества от произвола «хозяина», всевла­стия аппарата, от авторитарности отдельных лиц.

К лицам, находящимся на государственной службе, предъявля­ются особые требования, которые ставят их в особые условия огра­ничения политических свобод и гражданских прав. На должностях

категории «Б» находятся наиболее подготовленные члены и сторон­ники победившей на выборах партии, авторы и участники разра­ботки предвыборной программы, наиболее активные и убежден-ные агитаторы. Как и для политиков, для них принцип личной поли­тической нейтральности в реальной жизни в определенном смысле противопоказан. Другое дело, что свою партийность они обязаны осуществлять не методами политического противоборства на ми­тингах, в прессе и дискуссиях, а в строгих рамках закона и лояль­ности к политическому оппоненту, в стремлении к согласию и со­циальному миру. Их задача состоит именно в том, чтобы мак­симально завуалировать свою партийность искусством адми­нистрирования, управления и информационно-аналитической де­ятельности. Не поэтому ли в ФРГ считается, что госслужащий дол­жен отличаться не своей политизированностью, а прежде всего ком­муникабельностью, аналитическим мышлением, скоростью реак­ции и умением выкрутиться из трудного положения высокой выразительностью устной речи, культурой.

Указанные условия диктуют и практику функционирования по­литической системы, в рамках которой политические партии не­посредственно не вторгаются в систему государственной службы. Не делается исключения и для правящего блока. С другой стороны, после победы на выборах партийные лидеры, пришедшие к влас­ти, стремятся подобрать и утвердить на высших постах государства и на ключевых должностях в аппарате своих сторонников, взять под контроль государственную службу. Без услуг государственной службы им, естественно, не обойтись. Особая ответственность при этом ложится на служащих категории «В». Ведь границы принятия реше­ния в пределах сугубо политического поля и государственной служ­бы определить очень трудно. Действия политиков и чиновников переплетаются, приобретают ярко выраженный политический ха­рактер.

Тут существует одна особенность управления: высшие полити­ческие должностные лица устанавливают общие принципы и под­ходы, рамочные условия и пределы, в которых функционируют ад­министративно-управленческие структуры и их работники. Но по­скольку регламентом невозможно предусмотреть все ситуации, именно госслужащий самостоятельно определяет степень соответ­ствия того, что имел ввиду законодатель или политический руково­дитель. Вот тут-то и появляется у него возможность самостоятель­ной оценки ситуации, свободного толкования «спущенных сверху» директив, вхождения в поле политического властвования и участия

в делах государства. Отсюда масса ведомственных правил, инст­рукций и методических рекомендаций, в деталях расписывающих «правила поведения». Через реализацию этих правил государствен­ные служащие и становятся реальными участниками управленчес­кого процесса. Они могут многое регулировать, побуждать, разре­шать и запрещать, навязывать. И все это под прикрытием беспри­страстности, бесклассовости, компетентности.

Их деятельность, желают они того или нет, направлена либо на упрочение государственного строя и укрепление его авторитета, либо на разрушение. Чиновник становится авторитетом и олицетворе­нием государства, своеобразным атрибутом власти. Люди это зна­ют: просят вмешаться в ситуацию, взять на себя разрешение конф­ликта, что-либо лоббировать. Видя реальную власть чиновника, они часто не стремятся защитить себя через официальные органы управления и правопорядка, а обращаются к конкретному чинов­нику, неформально влиятельному должностному лицу. В таких условиях служащие действительно превращаются «в выгодных для себя слуг общества», господствуют благодаря монополии на долж­ность. Многие из них превращают политику в доходный промы­сел, получая от нее регулярное и надежное вознаграждение. У не­которых формируется большое самомнение и впечатление своего превосходства над официальными государственными структурами, пренебрежительное отношение к представительным органам влас­ти, не говоря уже об органах местного самоуправления.

Все это таит в себе немалую социальную опасность, негативно влияет на демократические институты, снижает эффективность и нравственность государственной службы. Тем более, если власть дается надолго. И несмотря на то, что ее будут представлять вполне добропорядочные и хорошие специалисты-профессионалы.

Вольно или невольно временным «затяжкам» способствует не­продуманность реализации принципа карьерности и пожизненнос­ти государственной службы. С одной стороны, этот принцип дей­ствительно защищает служащего от прямого политического давле­ния и мелочного вмешательства политических лидеров в оперативную деятельность аппарата органов управления. Вновь избранные или назначенные руководители не могут по политическим или иным соображениям сместить «карьерного» служащего, заменить его на своего сторонника. Это позволяет постепенно на протяжении мно­гих лет экстенсивного развития кадрового корпуса формировать проч­ную госслужбу, обеспечивать власть участием высококвалифициро­ванного состава грамотных и ответственных специалистов. Без та-

кого потенциала уровень внутренней самоорганизации управленчес­ких структур и эффективность власти были бы во много раз ниже.

Но, с другой стороны, это имеет и негативную сторону, о чем мы говорили выше. Добавим еще и то, что положение профессио­нального служащего воспитывает в нем снобизм, склонность к бю­рократизму, высокомерие, зачастую определенную своеобразную сопротивляемость новому, скептическое отношение к инициативе молодых политических лидеров. В России же есть еще одна осо­бенность. Завладев властью, наш чиновник тут же стремится к соб­ственности и привилегиям, любит выглядеть солидно: кабинет, секретарь-референт, компьютер, зычный голос, жесткий взгляд. А значит, многие из них будут служить кому угодно, лишь бы со­хранить кресло, обладать властью и использовать ее для наживы.

Не случайно исследователи не только в нашей стране, но и на Западе продолжают настаивать на том, что госслужащий должен быть независим от доходов, которые может принести ему политика, когда он состоятельный человек и имеет достаточный по­стоянный доход. И еще: многие считают, что в нынешних усло­виях более эффективна система, предусматривающая широкую сме­няемость служащих после того, как избиратели выразили предпоч­тение другой партии, то есть призывают к более гибкому сочетанию принципов сменяемости и пожизненного найма; планирования ка­рьеры и исполнения должности на профессиональной основе.

И это мнение отражает некоторые объективные тенденции. Во Франции, например, новые назначения на руководящие посты в центральной администрации в период с 1958 по 1974 год составили 14%, 1974-1976 гг. - 25%, 1981-1983 гг. - 31%, а в период с марта 1986 по март 1987 года возросли до 40%. Все это заметно сужает поле самостоятельности этой категории руководителей, сни­жает уровень мотивации и их заинтересованность в продвижении по служебной лестнице. Тем более, что государственному служащему многое запрещается.

Для успешной работы на государственной службе особенно, а тем более на ответственных должностях, надо уметь проявлять взве­шенность и разумность , способность балансировать между кур­сом выборных инстанций, интересами своего ведомства и ожида­ниями граждан, строить прочные рабочие взаимоотношения с из­бранными и назначенными на политические должности лицами, быть искренне лояльным к тому государству, которому служишь. В конечном итоге это означает умение сочетать политическую и социальную эрудицию, профессиональный опыт, способность на­ладить контакт с избирателями, готовность взять на себя ответствен­ность, решительно действовать в неординарной ситуации.

И снова кажущееся противоречие: чиновники как опытные и сознательные люди достаточно хорошо разбираются не только в своих служебных делах, но и в политических проблемах. А к политике их не допускают. По крайней мере в общих делах государства они мо­гут участвовать лишь в строго ограниченных рамках. Реально же они обладают значительно большими возможностями вторгаться в сферу политических отношений. Тем более, если они работают в информационно-аналитических центрах, в аппарате законодатель­ных органов. Поэтому многие из чиновников охотно откликаются на просьбы политиков помочь им, видят свой патриотический долг в том, чтобы действовать политически компетентно и ответствен­но, прилагают немало усилий к тому, чтобы их первые руководители, правительство действовали грамотно и эффективно. Они рабо­тают не просто за зарплату, а во имя того, чтобы служить наивыс­шим национальным интересам. Деньги, престиж, комфорт для таких людей не главное. И таких работников немало, что подтвер­ждают данные исследований.

Для успешной работы в государственных и муниципальных орга­нах власти, по мнению самих служащих, ныне приоритетное зна­чение имеют такие ценности, как уважение людей (92,0%), про­фессионализм и активная самореализация способностей (88,8%), порядочность, честность (84,6%), интеллигентность (65,5%). О по­чете и славе серьезно «мечтает» не более 12% первых руководите­лей. В целом у людей здоровые и перспективные жизненные уста­новки. Чем выше уровень профессионализма и грамотности у руко­водителей, вовлекаемых в делание политики и совершенствование социальных отношений, тем больше внимания и уважения они проявляют к простым ценностным аспектам жизни. Такие лидеры с большей готовностью работают с выборными органами, с ини­циативными группами граждан, общественными организациями. Таким руководителям нужен и соответствующий аппарат, нужны помощники, работающие не за деньги, а на совесть. Поэтому для таких работников научная организация труда в аппарате, изуче­ние трудовых затрат, хронометрирование времени на службе - цен­ности малозначимые. Они бесполезны. Статистические данные нельзя соотнести с качеством выполненной работы, с глубиной ее духовно-нравственной составляющей. Скорость исполнения пору­чения, своевременно и «гладко» написанный документ еще не яв­ляются показателями качества умственной деятельности, демокра­тичности и социальности труда чиновника. Нельзя, скажем, оце­нивать качество работы судьи или следователя только по тому, сколько потребовалось времени на расследование дела и вынесение приговора.

Отсюда и главный вывод по данному вопросу: сейчас для госу­дарственного строительства нет актуальнее задачи, чем формирова­ние корпуса высококвалифицированных специалистов управленчес­кого труда, имеющих большой практический опыт и нравственно воспитанных чиновников. Ведь правильно говорят, что добрые де­яния происходят от доброго воспитания, доброе воспитание - от хороших законов, а хорошие законы - от жизни и образованности тех, кто их готовит. Даже в условиях кризисов и смут.

Много лет назад-А.Токвиль высказал хорошую мысль о том, что основная цель демократической власти состоит не в упорядочении нищенского существования граждан, а в укреплении благополучия людей. С этим трудно не согласиться. Труднее реализовать на прак­тике, тем более в условиях, когда общество и государство находят­ся «в ловушке» системного кризиса. Это требует кардинального из­менения системы функционирования современной государственной власти, оптимизации деятельность чиновничьего аппарата. Их дей­ствия должны быть конструктивными и прагматически выстроен­ными на принципах научности, конкретно-исторического подхо­да, законности, гуманизма и социального контроля.

При этом следует иметь в виду, что проблему государственной службы с каждым днем решать становится все труднее и труднее. Ибо затрагивает она не простые житейские стороны, а глубинные социально-классовые интересы, идеологические предпочтения и ми­ровоззренческие ориентиры многих людей. Политический окрас всегда усиливает социальное соперничество, вовлекая в него госу­дарственные структуры, партии, оппозицию, духовные и полити­ческие авторитеты. На лиц, реально занятых разрешением реаль­ных проблем, начинают наваливаться соображения, не имеющие к самой проблеме прямого отношения.

Поэтому, рассуждая о соотношении политики и государствен­ной службы, следует сразу уяснить, что от политики надо избав­ляться всюду, где можно без нее обойтись. Мы, конечно, не говорим о «стерильной деполитизации» государственной службы, что невозможно. Но от излишней политизации управленческих и организационных отношений следует уходить и помнить, что гос­служба должна быть надежно защищена от произвола сменяющихся партий, правительств и министров, а народ - от произвола чинов­ников и всевластия аппарата. Особенно, если он граничит с тота­литаризмом и авторитаризмом. Задача политиков не в мелочной опеке аппарата, а в глобальном отслеживании ситуации в обще­стве и своевременном выявлении грозящих опасностей, формиро­вании и балансировке политических целей и программ, составле­нии планов и контроле вместе с оппозицией, за их реализацией. Это во-первых.

Во-вторых, оптимизация государственной службы и обновление менталитета аппаратчика - один из ведущих факторов повышения эффективности политической системы и ее элиты. А это в свою очередь диктует необходимость более широкого привлечения в аппа­рат профессионалов, ответственных и нравственно устойчивых ра­ботников, улучшение информационно-аналитического обеспечения государственных структур, четкого разграничения функциональных обязанностей сотрудников, укрепление исполнительской дисцип­лины.

В-третьих, большей слаженности во взаимодействии политиков и государственной службы будет способствовать реализации мер, направленных на преодоление авторитаризма и бюрократизма. Прежде всего таких, как децентрализация и упрощение бюджетно­го процесса, устранение противоречий и несогласованности право­вого регулирования политической деятельности, государственной служ­бы и местного самоуправления; рационализация и демократизация технологий принятия политических и управленческих решений, устранение в этом деле противоречий, неясностей и правовой не­разберихи; введение в практику ориентированного на результат, четко скоординированного систематического контроля и рейтинго-вой оценки всех ведомств и структурных подразделений государ­ственного аппарата (контролинга); подотчетность высших руково­дителей, приближение их к народу; повышение личной ответствен­ности каждого работника за качество и своевременность предоставляемых государственными службами услуг, в том числе путем создания единых обслуживающих центров; создание в учреж­дениях атмосферы доброжелательности, доверия и взаимопомощи.

В современном демократическом обществе господствующие клас­сы пестуют правящую элиту, заботятся о ее высоком авторитете и достойном имидже аппарата. Они хорошо понимают, что власть всегда персонифицирована, что принадлежность к ней определяет­ся не только официальным статусом и должностью, а прежде всего профессиональной подготовленностью человека, его деловитостью и способностью нести ответственность за последствия своих реше­ний, его культурой.

Заключение.

Итак элита играет важную ключевую роль любого общества она неизбежна в любой политической системе.Ее исследование важная задача.Мир а главное Россия должны преодолеть илюзию что управлять страной может каждый.Управление требует от человека соответствующих способностей и подготовки.Поэтому изучение теоории элит необходимо и изучение не в рамках дисциплины политическая социология а в рамках новой науки элитологии. Элитология живет и развивается, несмотря на трудности и противоречивое к нему отношение как со стороны отдельных официальных властных структур, руководства некоторых государственных вузов, так и определенных социальных групп населения.

Многообразие элитологических теорий их взаимообогащение и взаимодополнение закономерность устойчивого развития элитологии.На современном этапе элитология в нашей стране имеет массу нерешенных задач трудностей и противоречий в своем развитии. Одним из первых шагов в решении этих проблем является исследование политических элит в России на примере классических и современных теорий элит.

Библиография.

1.Ашин Г.К Демократический элитизм //Власть 1998. N4.

2.Ашин Г.К Смена элит//Общественные науки и современность. 1995. N1.

3.Ашин Г.К Основы элитологии.Алматы.1996.

4. Бердяев Н.А Избранное.М.,1997

5.Вебер М. Избр. произв. М 1990.

6.Гаман-Голутвина О.В Политические элиты России М.,1998.

7.Карабущенко П.Л Элитология Вальфредо Парето//Элитологические исследования.1998. N1.

8.Миллс Р.Властвующая элита. М.1959.

9.Моска Г.Правящий класс//Социологические исследования.1994. N10.

10.Михельс Р. Социология политической партии в условиях демок­ратии. //Диалог, 1990

11.Мангейм К.Человек и общество в эпоху преобразования. //Элитологические исследования.1998. N1.

12.Ортега-и-Гассет Хосе. Избранные труды.Перевод с испанского.М.,1997.

13.Охотский Е.В Политическая элита и российская действительность.М.,1996

14.Платон. Собр соч. т.3, М., 1994

15.Сорель Ж. Размышления о насилии М.,1907.

Миллс Р.Властвующая элита. М.1959.

Вебер М. Избр. произведения. М., 1990, с.654.

Охотский Е.В Политическая элита и российская действительность.М.,1996